с умышленной озабоченностью вертел сбрую, пугая Сиуша. Быстро бегало по
пергаменту гусиное перо, которое Эрасти то и дело вытирал о свои волосы.
Потом всей гурьбой отправились в ряды кожевенников. Там амкары уже
знали, что Саакадзе заказывает самые лучшие изделия на десять тысяч царских
дружинников.
Майданная площадь запестрела разноцветным сафьяном, войлоком,
кубачинским сукном, бурками, козьей шерстью, островерхими папахами;
появились амкары, обвешанные колчанами, пращами, ремнями. Их окружили
"барсы", старательно рассматривая образцы.
Внимание Саакадзе привлекли цаги. Он поднимал то синие, то красные, то
голубые. Пробовал прочность носка, густоту кистей. Нагнулся к груде подков,
выбрал самую большую, согнул ее пальцем и хмуро отбросил.
- Хо-хо-хо! - раздалось по майдану.
В гущу толпы, размахивая хворостиной, въехал на арбе, нагруженной
сыром, раскрасневшийся дед, напомнивший Саакадзе деда Димитрия. Оказалось,
что в Дигоми - окрестной деревне - разнесся слух: Моурави приобретает сыр не
на обмен, а на звонкие монеты. Этому не поверили, но на всякий случай
снарядили в город отважного деда.
Расхохотался Саакадзе, загоготали и амкары. Какой-то старый дукандар
шутливо стал убеждать деда, что самая глупая голова сыра у него на плечах.
Димитрий нахмурился, он не любил шуток над дедами, но Саакадзе приказал
Эрасти закупить весь сыр и расплатиться с дедом монетами.
Амкары дивились, следуя за Моурави. А с площади еще долго слышались
возгласы огорченного деда, ругавшего односельчан за отказ послать с ним
вдобавок еще три арбы сыра и пять корзин с петухами.
В боковой улочке Даутбек поздравил Георгия с началом новой, монетной
торговли.
Долго оставался Саакадзе на улице Оружейников, тесно заполненной
амкарами всех цехов.
На середину оружейного ряда ученики вынесли длинные скамьи и стойку.
Рядом с Саакадзе сели уста-баши, ах-сахкалы и старейшие мастера.
Наступало время кожи и стали.
"Барсы" начали пробовать образцы наступательного оружия - колющего и
режущего, сгибали, выверяли точность линии клинков, осматривали рукоятки.
Димитрий, вращая над головой дамасскую сталь, словно рассекал свистящий
ветер. Гиви перебирал пращи, вкладывал в них заостренные камни и устремлял
их в знойную синеву, безошибочно определяя дальность полета. Ростом надел по
локоть нарукавник с железною перчаткой и, натягивая тетиву, испытывал
гибкость пальцев. Саакадзе внимательно следил за друзьями, а Эрасти