панцирные пластины. В них запутывались наконечники вражеских стрел, об них
ломались неприятельские сабли. Заинтересовал Саакадзе трехстворчатый
панцирь, украшенный сложным орнаментом. Саакадзе снял его и вынес на свет.
Владелец, мастер с тройным багровым подбородком и усами, свисающими до
рукоятки кинжала, принялся расхваливать свою работу:
- Двадцать тысяч молний ударят - не расколют. Голубой буйвол свалится с
неба - не согнет. Огонь из горы выйдет - не расплавит. В самом Дамаске...
- А ну, надень! - перебил Саакадзе словоохотливого амкара.
Оружейник застегнул панцирные ремни и кичливо закинул голову. Саакадзе
обнажил тяжелый меч и ударил по панцирю. Сверкнули искры, оружейник едва
удержался на ногах, испуганно схватившись за дерево. В панцире зияла
пробоина. Кругом зашумели, зацокали амкары.
- Теперь вижу, что ты сам - голубой буйвол! - сурово произнес Саакадзе.
- Для каких воинов - для своих или вражеских - приготовил этот глиняный таз?
И, повернувшись, направился к лавке боевых шлемов. Вызывающе сверкали
они одной линией с устремленными вверх наконечниками, опущенными сетками и
стальными перьями впереди. И тут не поскупился амкар на похвалы изделиям
своего цеха:
- Если метехская скала на этот шлем обрушится - сама пылью рассыплется.
Лев набросится - зубы поломает. Полумесяц натолкнется - дождевыми каплями
разбрызгается.
Амкар с большим рвением нахлобучил на себя шлем с серебряным султаном.
- А ну, сними! - приказал Саакадзе.
Нехотя амкар опустил шлем на стойку. Саакадзе вскинул меч и ударил по
шлему. Сверкнули искры, охнули амкары, заливисто засмеялся Гиви. Шлем,
расколотый пополам, гулко стукнулся о землю. Оружейник остолбенел.
- Зажги самую толстую свечу перед Иоанном Крестителем за то, что не
испытал твою работу на твоей голове! Запомни: амкар, делающий плохое оружие,
хуже кизилбаша, ибо подвергает опасности битву, - сурово сказал Саакадзе,
вкладывая меч в ножны.
Он был встревожен и решил поручить Даутбеку Оружейный ряд.
Старый чеканщик Ясе встретил хмурого Саакадзе на пороге своей темной
лавочки. Уже с неприязнью Саакадзе спросил чуть сутулившегося чеканщика, чем
он может похвастать. Ясе сокрушенно развел руками.
- Э-эх, батоно Георгий, разве это щиты? - указал он на развешанные щиты
разных форм и размеров. - Курица клюнет - пробьет. Мышь захочет - прогрызет.
Много раз я новый год новым щитом встречал, а сейчас рука ослабла, от скуки
чеканю. А когда молодым был, очень любил с горы восходом солнца любоваться,