Я жил на поле Полтавской битвы (Парщиков) - страница 3

1.4. ПЕРВОЕ ДЕЛОВОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ,  НАПИСАННОЕ В МОЁМ САДУ. РАСПОЛОЖЕННОМ НА ПОЛЕ  ПОЛТАВСКОЙ БИТВЫ  Ребёнки - зайцеобразны: снизу два зуба, а щёки! Так же и зайцы -                                                                 детоподобны.  Злобны зайцы и непредсказуемы, словно осколки серы чиркнувшей                                                                 спички.  Впереди мотоцикла и сзади - прыг-скок! - живые кавычки!  После октябрьских праздников по вечерам они сигают в мой сад,  наисмелейший проводку перегрызает и, сам чернея, отключает свет.  Я ж защищаю саженец северного синапа от их аппетита  в одиночестве полном, где нету иллюзий единства и авторитета,  и сколько-то старых привычек не противоречат всякой новой привычке.  Я покупаю в хозмаге мешок мышеловок - розовые дощечки  с железным креплением, как сандалия Ахиллеса - где пятка  мифологическая, там у меня для приманки насажен колбасный                                                                 кружок.  А на заре обхожу мышеловки - попадаются бабочки и полёвки  и неизвестного вида зверьки типа гармошки в роговой окантовке.  Всем грызунам я горло перерезаю и вешаю их над ведром                                                                 головой вниз,  чтобы добыть множитель косоухого страха - кровь крыс.  Скисшую кровь я известью осветляю и побелочной щёткой  мажу остовы и скелетные ветви погуще, так, чтоб стекало с коры.  В сумерках заячье стадо вкруг сада лежит, являя сомнений бугры, -  да! - ни один из них не пойдёт хоть за билет в новый Ноев ковчег  через ограду - столь щепетилен и подавлен мои враг.  Ножницы-уши подняли и плачут, а я                       в жизни не видел зайца и крысу в обнимку!  Я же падаю в кресло-качалку листать руководство по садоводству,  днём тепло ещё и ужи - змеями здесь их не называют -  миллионы км. проползают под солнцем, не сходя с места,  вот они на пригорке царят и, когда я их вижу, внезапно,  словно чулок ледяной мне надевают - это хвощёвое чувство.  Ух! Книгу читать, думать или вспоминать, а я выбираю - смотреть!  Сразу я забываю зайцев осадных и яблоню,  я забываю того, кого вижу.  Что это в небе трепещет леса повыше и солнца пониже?  В этом краю, где женщины до облаков и прозрачны,  зрю ли я позвонок, что напротив пупа и золотое меж них расстояние,  линию, нить, на какой раздувается жизнь на хромосомах,  как на прищепках - X, Y,... вдруг отстегнётся и по земле                                                                 волочится  краем, как пододеяльник пустой, психика чья-то - на то воля Господня.  Там образуются души и бегут в дождевиках, как стрекозах -  мальчишка-кислород и девочка-глюкоза.