Алексей Парщиков Я ЖИЛ НА ПОЛЕ ПОЛТАВСКОЙ БИТВЫ
ВСТУПЛЕНИЕ
Беги моя строчка, мой пёс, - лови! - и возвращайся к ноге с веткой в сходящихся челюстях, и снова служи дуге, - улетает посылка глазу на радость, а мышцам твоим на работу, море беру и метаю - куда? - и море приспосабливается к полёту, уменьшаясь, как тень от очков в жгучий день, когда их на пробу приближают к лицу, и твердея, как эта же тень, только чтобы лечь меж бумагой и шрифтом и волниться во рту языком; наконец, вспышка! - и расширяется прежнее море, но за срезом страниц. Буквы, вы - армия, ослепшая вдруг и бредущая краем времён, мы вас видим вплотную - рис ресниц, и сверху - риски колонн, - брошена техника, люди, как на кукане, связаны температурой тел, но очнутся войска, доберись хоть один до двенадцатислойных стен Идеального Города, и выспись на чистом, и стань - херувим; новым зреньем обводит нас текст и от лиц наших не отделим. Всё, что я вижу, вилку даёт от хрусталика - в сердце и мозг, и, скрестившись на кончиках пальцев, ссыпается в лязг машинописи, вот машинка - амфитеатр, спиной развёрнутый к хору, лист идёт, как лавина бы - вспять! вбок - поправка - и в гору. Выиграй, мой инструмент, кинь на пальцах - очко! - а под углом иным - те же буквы летят, словно комья земли, и лепится холм, чуть станина дрожит, и блестят рычажки в капельках масла, а над ними - не раскрытые видом гребешки душистые смысла, сам не лёгок я на подъём, больше сил против лени затрачу, а в машинку заложены кипы полётов и способ движенья прыгучий! Правь на юг, с изворотом, чтоб цокнули мы языком над Стокгольмом, уцепившись за клавишу - Ъ - мы оставим первопрестольный снег. Я обольщён жарой. Север спокоен, как на ботинке узел, - тем глубже он занят собой, чем резче ты дёрнешь морозный усик. Не в благоденствии дело, но чтоб дух прокормить, соберём травы, на хуторах плодоносных петляя в окрестностях тёплой Полтавы, вот я, Господи, весь, вот мой пёс, он бежит моей властью васильками - Велеса внук - и возвращается - св. Власий.
ГЛАВА ПЕРВАЯ, В КОТОРОЙ ПОВЕСТВУЕТСЯ О ПРОИСХОЖДЕНИИ ОРУЖИЯ 1.1. Где точка опоры? Не по учебнику помню: галактики контур остист, где точка опоры? Ушедший в воронку, чем кончится гаснущий свист? Или перед собой её держит к забору теснящийся пыльный бурунчик, или на донце сознания носит её трясогузка - прыткий стаканчик? Но уронится заверть в расцепе с небесной зубчаткой, а птичка вдоль отмели прыг-скок и ушла..., надо мной ли висит эта точка? В сравнении с ней элементы восьмого периода - пух, дирижабли, так тяжела эта точка и неустойчива - лишь время её окружает, лишь ошмётки вселенной и палочки-души (две-три) прежде чем утратиться вовсе, край иглы озирают, и - нет глубже ям. Словно газета, заглавьем читая концовку, вращаясь и рея, ближе к точке кривляются все, - кто же мог быть смешон перед нею? От неё отделяются гладкие мелкие камушки - их пустота облизала - это души оружия, и сразу становится тесно в штабах и казармах. Обнаружились души оружия, намечаясь в эфире как только в лоск притёрлись приклады к ладоням, в идее - обычная галька. Меж людьми побродила винтовка и знает, что такое удар по улыбке, застилая полвоздуха, пуля из-под ног извергает булыжник. Ах, чем палить по мишеням новобранцами ада, лучше пить в одиночку! Хмельное тело затылком нащупывает самовитую точку. Она свободней, чем оборванный трос, чертящий на воздухе лепестки, гуляет - где хочет, и в неё никогда не прицеливаются стрелки. Это точка опоры галактики - не вершина, а низ блаженства, от неё и пушка и нож, их морозное совершенство.
