бумаге и со столь же обязательным отказом. Наконец, несколько
недель назад он написал письмо директору школы Владимиру
Иванову: «Я не видел Сергея с той поры, как он был отдан в
школу. Моя жена умерла. У меня не осталось никого. Это моя по-
ПРОЛОГ
12
следняя возможность увидеть внука».
Получив письмо директора Иванова с согласием на свидание,
Гершль немедленно стал собираться в дорогу.
С неба начинал понемногу сыпать снежок, и он, зябко
поежившись, поднял воротник пальто. Всего-то два дня, подумал
он, успеет ли он за эти два дня влить свою жизнь в восьмилетнего
мальчика? Неожиданно в памяти всплыли слова рабби Гилеля:
«Дети — не сосуды, которые следует заполнять, но свечи, которые
нужно зажечь».
— Моему огню уже недолго осталось гореть, — словно отвечая
кому-то невидимому, пробормотал он, пробираясь едва приметной
тропкой через сосновый лес, затем по каменистому склону, уже
присыпанному снегом. Боль в суставах вернула его к
действительности и к мыслям о том, что позвало его в дорогу.
Прошло уже пять лет с той поры, когда в дверь его дома постучал
молодой солдат с письмом от отца его маленького Сережи. «Моего
сына, — было э этом письме, — следует немедленно отправить в
Невскую военную школу».
рошло еще где-то около часа, и Гершль уже стоял у школьной
Пограды. Остановившись перед массивными решетчатыми
воротами, он постарался сквозь прутья решетки рассмотреть
получше само здание. Сурового вида школа была обнесена, словно
замок, почти четырехметровой стеной. За ней виднелось несколько
каменных строений, там-то, предположил Гершль, и выковывают
из молодых людей смелых и умелых солдат. На самом же
школьном дворе не на чем было глазу остановиться, никаких
украшений, никаких живых изгородей, повсюду царили строгость
и спартанская простота.
Кадет-караульный повел его через просторный двор к главному
корпусу, затем по длинному коридору к двери, на которой была
табличка «В. И. Иванов. Директор школы». Гершль снял шапку,
пригладил свои редеющие волосы и открыл дверь.
ПРОЛОГ
13
Часть первая
ГОРЬКОЕ И СЛАДКОЕ
Есть у меня для вас две истории, одна с грустным концом, а
другая со счастливым. Может быть, вы скажете мне, что это
была одна и та же история, когда услышите обе. Ибо и горькому
есть своя пора, и сладкому — своя, и чередуются они, как день и
ночь... даже теперь, когда для меня наступил час сумерек...
Из дневников Сократеса