глаза. Делая вид, что хлопочет
за уборкой, она ни ра3у ^ встала на защиту своего сына.
Полковник тем временем поднялся и на негнущихся но raix двинулся в
сторону Грегора, загораживая собой дверь чтобы мальчишка не смог улизнуть.
—
Ах ты, байстрюк, — бормотал он заплетающим^ языком, —
пора, давно пора взяться за твое воспитание сукин ты сын...
—
Папаша, что вы такое говорите... разве я не ващ сын? — не
отрываясь от своего занятия, хмыкнул мальчишка.
—
Наш? — икнул полковник и уставился на Грегора, словно впервые увидев его. — Да
ты такой же наш, как... ты жиденок, понял? И сын жида, во как! Сгорел он от водки, все тосковал по ей... а она... и все
они... да что там... Мы взяли тебя на воспитание, мать твоя упросила... талдычила, вот будет у нас, вот будет... А-а-а! —
словно зверь, заревел он и непослушными пальцами стал расстегивать пряжку на ремне. — Ну, щас узнаешь, что будет...
Это были последние слова, которые полковник сказал в своей
жизни. Услышав, что он еврей, потрясенный Грегор вскочил на
ноги и заверещал что было духу.
—
Врешь! Ты врешь! А ну, прочь от меня! — Грегор бросился на
отца, у которого от удивления даже челюсть отвисла, и со всей
силы боднул его головой в живот.
Полковник тяжело сглотнул, стараясь ухватиться за край стола. А Грегор, расширившимися
от ужаса глазами смотрел на свой перочинный нож, по которому потекл4 красная капля.
Вдруг колени у полковника подогнулись, он хотел 6ыл° удержаться
ЧАСТЬ
^.ОБРЕТЕНИЕ И УТРАТА
116
за плечо сына, да так и рухнул, свалив табуРеТ Затылок с тяжелым хрустом стукнулся
об пол, и Стакк0 старший, дернувшись, затих, глядя немигающим взгляд0' в пустоту.
р гор повернулся к матери. Она все время была здесь, белая как мел.
°е qT0 что ты наделал? — наконец выдохнула она. ^Наконец-то ты не отводишь глаз, — подумал Грегор. — ' " смотри... только
не убегай, смотри». Он протянул к
^окровавленную руКу, и женщина вдруг закричала:
неИ _ Ты . Ты убил его, убил! Зверюга!..
Вот тогда-то в доме и появился зверюга. Грегор словно ми гла3ами смотрел на то, как лезвие его перочинного ножа
раз за разом входило женщине в живот, слышал, как она кричала, и этот крик, словно холод железа, пронзал все его тело.
Он хотел, чтобы она замолчала, и раз за разом взмахивал окровавленной рукой, пока крик не стал всхлипом, а потом и
вовсе стих.
Теперь в доме хозяйничал зверюга, и Грегору ничего не оставалось, как поджечь дом, чтобы
выкурить его на улицу. Все так же, словно в полусне, он смотрел, как высокие языки пламени врываются в снежное