Мое заявление произвело эффект разорвавшейся бомбы. Все присутствующие знали — или подозревали — о нашей связи с Люсией. Учитывая разницу в возрасте, никто не решился спросить, ее ли я имею в виду. Тем более, что в показанном час назад фильме мы с ней сыграли роли матери и сына.
— Я женюсь на Мов Меррер, — отчетливо прозвучал мой голос.
Я подошел к девушке и обнял ее за плечи. И снова беспорядочно засверкали ослепительные вспышки.
Когда я, бравируя, поискал взглядом Люсию, ее уже не было…
* * *
По дороге домой, ведя машину на большой скорости, Мов поделилась со мной своим беспокойством.
— Мне страшно, Морис…
— Чего ты боишься?
— Чтоб она не сделала какую-нибудь глупость.
Я подумал о маленьком изящном револьвере, пристроившемся в обитом тканью ящичке туалетного столика. И мне, мне тоже было страшно. Я снова видел Люсию такую, как накануне, размахивающую оружием со словами: «Я способна натворить бед, еще не знаю, каких». Она прекрасно могла в приступе болезненного тщеславия сыграть роль убийцы за отсутствием роли жертвы, к которой столь страстно стремилась.
— Ты не должен был говорить об этом журналистам…
— Надо было поставить твою мать перед свершившимся фактом!
— Я не уверена, что с ней это удачная политика…
— Посмотрим…
Мов остановила машину у ограды. Прежде чем выйти, я схватил девушку за руку.
— Ты уверена, что любишь меня, Мов?
— Я, да, Морис… но…
— Но?
— Я не так уж уверена во взаимности. Знаешь, какой я иногда задаю себе вопрос?
Я знал, но все же дал ей сказать.
— Я спрашиваю себя, не любишь ли ты меня просто из противоречия ЕЙ.
— Не говори глупостей.
— Это не ответ, Морис!
— Боже мой, неужели ты думаешь, я объявил бы всем этим людям о нашей помолвке, если б тебя не любил?
Мов поцеловала меня, и мы вошли в дом.
* * *
Люсия стояла наверху на лестнице. Она все еще была в вечернем платье, которое обнажало ее прекрасные, не желающие стареть плечи.
— Зайдите ко мне! — сказала она и, повернувшись, вошла в маленькую комнату, служившую ей кабинетом.
Когда мы появились на пороге, Люсия сидела за письменным столом из красного дерева, надев очки и перебирая какие-то бумажки.
Мы с Мов стояли рядом, как провинившиеся дети, которые знают, что их ждет нагоняй. Я снова растерял всю свою уверенность.
Люсия сняла очки и положила на разбросанные на столе бумаги. Два стекла косо отражали свет и сверкали как глаза самой Люсии.
На ее красивом лице застыло трагическое выражение. Оно не могло оставить равнодушным даже человека, знающего Люсию так, как знал ее я.
Мов первая нашла в себе силы прервать затянувшееся молчание.