Остались только слезы (Дар) - страница 73

Улегся на постель, не потрудившись даже снять ботинки. Напротив кровати я увидел большую вставленную в рамку фотографию. Это была сцена из „Добычи“, тот эпизод, когда я убиваю свою мать.

Почему, черт возьми, эта сумасбродка Люсия поместила снимок здесь? Значит, по ее мнению, это ключевая сцена моего фильма?

Глава XIX

В ожидании Люсии я задремал. Мне снилась Мов… Я видел ее бегущей по огромному пшеничному полю. Золотистые волосы развевались по ветру… Вдали у ровной линии горизонта светилось огромное раскаленное солнце, которое время от времени превращалось в прожектор.

Меня разбудил стук двери. Я увидел Люсию. Она стояла у кровати в своем белом платье. Какую-то долю секунды я пытался сообразить зачем она здесь, а потом память вернулась ко мне.

Она смотрела на меня с улыбкой. Я вскочил.

— Все в порядке?

Я не мог поверить своим глазам.

Она расхохоталась.

— Да, дорогой, как я и предвидела!

— Ох, неужели!

Я скакал по комнате как сумасшедший, не помня себя от радости… Опьяненный победой! Счастливый, всесильный, на верху блаженства!

— Милая моя Люсия! О! спасибо… спасибо…

Она чуть подождала, пока я успокоюсь, затем размеренным голосом произнесла:

— Единственное, я забыла добавить, Морис, что предвидела-то я провал…

Безумные мысли, подобно дикой орде, осаждали мой отчаянно сопротивляющийся рассудок.

— Как?

— Провал… притом полнейший… да, мужичок!

Она засмеялась.

— Ох, ну и вид у тебя, малыш! Нет, я не зря два месяца трудилась!

— Тут нечего объяснять. Тебе прекрасно известно, что на протяжении всех съемок я ссорилась с Анри-Жоржем из-за твоего персонажа. Если б ты видел, что из этого получилось! Ах! В самые драматичные моменты зал валялся от смеха. Я заставила тебя играть как маленького педика! Ты нелеп! Ты смешон! Твои слезы в фильме напоминают бабье хныканье… Ты больше не осмелишься показаться на люди!

Она хлопала себя по ляжкам, как рыночная торговка. Вечернее платье лишь подчеркивало вульгарность ее жестов. Передо мной была ведьма, опьяненная жаждой мести грубая баба!

— Ох-ох! Несчастный кретин… Идиот несчастный! Здорово же я тебя провела, мой мужичок! Ах, как здорово!

— Это невозможно, Люсия! Ты не могла так поступить!

— Вот прочтешь завтра в газетах, могла или нет!

— Это чудовищно!

— Не думал же ты, однако, что я прощу твое отношение ко мне, скажи, ничтожество! Еще эта дура Мов, которая пожертвовала собой ради такого слюнтяя! Бедняжка теперь в английском тумане оплакивает свою несчастную любовь!

Все, что я видел в этот момент — ее гнусный смех, злые, горящие ненавистью глаза. Ее рот выблевывал слова, которые причиняли мне боль, хотя я не понимал их значения…