Я снимаю с плеча ружье моей безвыходности, чищу его, разбираю, собираю и заряжаю оба ствола, зная: когда-нибудь мне придется убить — и радость, и печаль.
Печаль без радости не живет.
Красивоеочень
Я искал дерево влюбленных и, увидев изящное деревце будто с картины Синьяка, усыпанное сиреневыми цветами, спросил у проходящей женщины — как оно называется. Шла она, очевидно, с привоза, грузно несла тяжелую сумку, в которой угадывались капуста, яблоки и прочая снедь. Вопрос мой женщину удивил своим несоответствием ее собственному жизненному ритму. Но она не ответила: «Не знаю», а, уважая человека спросившего, задумалась и, мельком на деревце взглянув, свое отношение высказала:
— Красивое очень.
— Ох, уж эта Одесса, — подумалось мне, — она может не знать, что это, но какое, она знает точно — красивое или нет, правда или ложь, благородно или низко...
В квадратном дворике, прохладном и каменном, нашел я дерево влюбленных, маленькое и измученное. Его треугольные листики, при доле воображения, излучали магическую силу. Романтика! По поверью, сорвав по листику, влюбленные никогда более не разлучаются.
Найдя дерево, я поспешил к тебе. Но ты — насмешливо: «И все там рвут эти листья?» — к дереву не заторопилась. Глубокое сомнение запало мне в душу. Я стал внимательнее присматриваться к тебе. И находил подтверждения: была ты рассеянна, не к месту смеялась, кокетничала с малознакомыми загорелыми одесситами. Твой взгляд ласково, но привычно-лениво, как казалось, скользил по мне, не задерживаясь. Горькое чувство закипало в душе. И начал я отстраняться. Так вот, тихо оттолкнусь от бережка и вдоль бережка поплыву. Сам в себе, сам с собой. И чем больше ты смеялась, тем больше я отстранялся. Сладость и в горечи. И началось общение оцепенения, когда один дразнит, а второй любит страдание. И возникает пустяк, каждый легко принять за серьезное. А пустяк, взятый за серьезное, уже серьезное и есть. Проходили мы однажды мимо сиреневого деревца, ты сорвала два листика и протянула мне один: «Пусть оно будет только нашим деревом влюбленных».
— Красивое очень, — вспомнил я.
Приходи
Я все прощу, приходи. Знаю — мучаешься, так уж случилось, легкое застолье, музыка, продолжительный поцелуй, минута забвения. Я далеко, а здесь, как говорят подростки, полный «кайф». Да и в конце концов, ты — моя собственность, что ли? Сама себе личность, не так ли? Ты — это ты, а твои поступки нечто иное, других они не касаются. Твой собственный мир. Женщину надо принимать такой, как она есть, а не такой, как ты ее придумал.