Ложь благородных королей (Тейша Руах) - страница 79

Мальчик, крещенный Мишей, выжил. Он часто болел, легко простужался, задыхался при малейшем физическом усилии, но жил. С детства Миша полюбил сидеть в уголке залы, где отец принимал людей. Он впитывал в себя советы деревенского целителя по тем или иным хворям, следил за его движениями, когда тот вправлял на место суставы.

- В отца пошел, Мишута, - умилялась Елизавета Федоровна. – Смена тебе, Мирон, растет.

- Ни позвонки поставить, ни жилы вытягивать силенок у него нет, - вздыхал в ответ Мирон Михайлович.

- Силенок нет, память зато, дай Бог каждому! – возражала Елизавета Федоровна. – Травки, да заговоры получше тебя помнит! Костоправом ему не быть, а травником – непременно…

- Ну да, ну да.

К восемнадцати годам Миша вытянулся, возмужал, но в армию его не взяли по медицинским показателям. Родители только радовались – дома под присмотром сынок, а кому в чужой стороне за ним приглядывать?

*****

В то лето рядом с их деревней разбил лагерь отряд поисковиков-комсомольцев. Шумные ребята и девушки целыми днями копались в лесу, исследуя старые окопы и блиндажи партизан, оставшиеся с войны, а по вечерам устраивали дискотеки, будоража сонную деревню громкими ритмами западных песен. Елизавета Федоровна крестилась и звала их антихристами, Мирон Михайлович качал головой. Вроде и благородное дело люди делают – имя мертвым возвращают и хоронят потом по-людски, в отдельных могилах - а ведут себя словно черти. Ругаются, ходят почти голышом, что девки, что парни, курят, пляшут как бесноватые.

Мише родители строго наказали к пришлым не ходить, песен их не слушать, сигаретами и другим зельем не угощаться.

Но пришлые сами наведались к Мирону Михайловичу. Одна из студенток поранилась, рука загноилась и вспухла, поднялась температура. Руководитель группы привел девушку к целителю на двор, посадил на лавочку, занял ей очередь за каким-то старичком и ушел. Девчонка просидев пол дня совсем заплохела и сползла по лавочке на землю. Елизавета Федоровна как раз вышла с супом, старичок позвал ее и вдвоем они внесли девушку в дом.

- Трупняк ее ест, - вынес вердикт Мирон Михайлович после осмотра. – Яд с мертвого в руку попал, заражение пошло. Может и не выжить.

Миша с болью в сердце смотрел на мечущуюся в лихорадке девушку. Она не отличалась не красотой, не изяществом форм, но была в ней особенная трогательность. В пухленьких щечках с ямочками, в льняных локонах, в веснушках, полных ножках и в курносом носике-пуговке.

- И ты, батюшка, не сделаешь ни чего? – спросил Миша срывающимся голосом.

- Господь с тобой! – посмотрел на сына Мирон Михайлович. – Разве ж годиться болящего бросать без помощи? Рану почистим, а яд травами выгоним… с Божьей помощью.