К. С. Станиславский утверждал, что зритель во время спектакля должен «забыть», что он находится в театре. Е. Б. Вахтангов решительно утверждает, что этого забыть нельзя и забывать вовсе не следует. Полемически заостряя свою мысль, Евгений Богратионович настаивает даже на том, что зритель должен ежесекундно чувствовать мастерство актера. В таком полемическом духе, обнажая приемы, обнажая «игру», Вахтангов поставил «Принцессу Турандот». Но и в том же самом спектакле «Турандот» и во всех других своих постановках он добивался такой интенсивной жизни образов на сцене, что зритель как бы «забывал» обо всем, сочувствовал героям пьесы, плакал, смеялся. Зритель помнил, что это театр, а не сама жизнь, но именно в художественном преображении жизни, в театральном выражении жизни видел раскрытой ее сущность гораздо полнее, ярче, глубже, чем в обыденной повседневности. Между «помнить» и «забывать» в театре нет никакого антагонизма, если театр не натуралистичен и если нас захватывает жизненная правда и художественная сила его образов.
Так же разрешал Е. Б. Вахтангов и связанный с этим вопрос о том, что должен испытывать актер на сцене. К. С. Станиславский добивался, чтобы актер, играя роль, чувствовал себя совсем так же естественно, как в жизни, и забывал о театре. Но и этого добиться нельзя и добиваться не нужно, утверждает Е. Б. Вахтангов. Мысль Станиславского верна как общее утверждение реализма в искусстве. Но если актер правдиво живет жизнью художественного образа, он в одно и то же время и живет в образе и помнит, что он актер и что он находится на сцене.
Вахтангов был интуитивно близок к пониманию диалектического единства противоречий в театральном искусстве, единства, которое и является, собственно, источником настоящего искусства.
Нельзя оторвать от этих принципов Вахтангова и его программное утверждение, что реализм в театре должен быть «фантастическим», то есть реальное отражение жизни должно быть дано в театре в образах, обогащенных художественной фантазией.
В праве художника на свою «фантазию», на свое образное толкование пьесы Вахтангов отнюдь не находит повода для искажения действительности и для устранения со сцены всякой объективной жизненной правды. Но из этого права рождается обязанность художника выразить в реалистических образах свое личное (в театре — коллективное) мировоззрение, свое ощущение современности и содержания пьесы. Выразить крупно, обобщенно, преодолевая натуралистический, безыдейный «объективизм» старого театра.
В ряде спектаклей, поставленных Е. Б. Вахтанговым, содержались черты, родственные тому стилю, который под названием экспрессионизма развился в послевоенные годы в Европе, особенно в Германии. Общее у Вахтангова с немецкими экспрессионистами — это резко отрицательное отношение к капиталистической действительности и требование активного отношения художника к изображаемой им жизни. Но в то время, как экспрессионисты достигали убедительности только в области критики и отрицания существующего положения вещей, Вахтангов был несравненно ближе к жизни, к народу, и его творчество, проходя через ряд влияний и противоречий, последовательно, развивалось в направлении радостного, реалистического утверждения жизни во всей полноте бытия.