«Все люди — братья!»
Эту идею он вкладывает и в постановку пьес, над которыми начинает работу. Сказка Л. Толстого об Иване-дураке и его братьях (постановка которой так и не была доведена до конца) проповедует пассивное сопротивление войне путем непротивления злу. «Добро пожаловать!» говорит Иван-дурак врагам, отчего враги пускаются в бегство… Вахтангов с увлечением берется за сказку, но задумывается… В нем уже бродят иные мысли. Непротивление — так непротивление до конца: не стоит вообще сопротивляться войне, хотя бы даже и постановкой непротивленческой пьесы. В письме из Евпатории он писал своей ученице:! «О войне больше не думаю — то есть не думаю, боясь ее. Все равно она была неминуемой, она значит нужна, она приведет человечество к хорошему: она приведет к тому, что войн после нее будет мало — 2–3. И станет мир на земле. А то люди стали дурными, эгоистичными и нерадостными. Если историческому ходу вещей нужно, чтобы нас убили люди, — пусть так будет. Раньше боялся — теперь успокоился. Этому способствовало то, что я внимательно прочел «Войну и мир» и теперь только хорошо понял эту замечательную книгу»…
Так толстовская проповедь привела к фаталистической покорности.
10
В начале сезона 1916/17 года Вахтангов берется за постановку «Чуда св. Антония» М. Метерлинка.
На похороны богатой тетушки собрались многочисленные родственники-буржуа. Каждый только о том и думает, чтобы урвать наибольшую долю наследства. Но, разумеется, они «скорбят», жалеют покойницу, молятся о ее душе и говорят всякие красивые слова. Приходит св. Антоний и воскрешает тетушку. Родственники зовут полицию. К св. Антонию относятся, как к уголовному преступнику. Его уводят в тюрьму. Таков сюжет пьесы. Только один человек с чистым сердцем встретил святого и принял чудо, как должное, — это служанка Виржини.
Вахтангов, ставя эту пьесу (первый режиссерский вариант), хочет сказать то же самое. «Все люди — братья»… Посмотрите, какие они глупые и смешные, эти буржуа, что не понимают этого! Как заскорузли их чувства! Как недоступны им душевные человеческие движения! «Можно сыграть эту пьесу, как сатиру на человеческие отношения, — говорил он тогда, — но это было бы ужасно». Он хочет только добиться улыбки зрителя. Пусть зритель грустно улыбнется и призадумается над самим собой. «Мы немножко над собой смеемся, когда смеемся над ними, — говорит Вахтангов о героях «Чуда». — После этого спектакля должно быть трогательно и стыдно, должны быть какие-то маленькие словечки: дд-а-а-а! — по своему адресу».
Если весь мир заключен в стенах студии, и цель студии — моральное самовоспитание, и «адресат» спектакля — только сами исполнители и их близкие, то поставить эту пьесу только «с улыбкой» было, очевидно, вполне естественно… Для приятного самоочищения — не больше.