— А
что за фокус?
— Чуть
погодя, — сказал
Смолин с доброй,
милой улыбкой. —
Чуть погодя…
Значит, с броневиком
мы разобрались,
по поводу Дашки
и ейного сообщника,
а также наверняка
хахаля — продолжаем
тихонечко
собирать информацию…
Ушки держим
на макушке,
учитывая, что
неподалеку
присутствует
извращенец,
гражданин
майор, который
не обращает
внимание на
женщин, а вместо
этого обращает
внимание на
нас, мужиков…
Он
почувствовал
вибрацию телефона
в правом кармане
джинсов. Вытащил
его двумя пальцами,
отметил высветившийся
незнакомый
номер, нажал,
поколебавшись,
клавишу.
И
почувствовал,
как набрякло,
окаменело лицо,
как сползает
улыбка. Сказал
севшим голосом:
— Шварц,
ты уже изрядно
дерябнул, тебе
за руль не стоит…
Телефончик
такси мне найдите
кто-нибудь
быстренько!
Глава
четвертая
ШПАГИ
И ДУБИНЫ
Был
у Смолина
один-единственный,
тщательно
скрывавшийся
комплекс, а
может, учено
говоря, фобия,
мания и черт
знает что еще…
Он прямо-таки
патологически
терпеть не мог
больниц. Лечебных
заведений, где
человека оставляют
у себя, некоторым
образом лишая
свободы. Что
характерно,
на всевозможные
поликлиники
(в том числе и
стоматологические)
эта подспудная
боязнь не
распространялась,
по всем подобным
заведениям,
действовавшим
по принципу
«зашел-вышел»,
он расхаживал
без малейших
внутренних
страхов. Зато
в больницах
ему моментально
становилось
не по себе, нечто
трудноописуемое
вызывало тягостные
ощущения под
ложечкой, организму
становилось
как-то особенно
мерзко, некие
беспричинные,
зыбкие страхи
копошились.
В совокупности
с тем, что он,
так уж сложилось,
ни дня не пролежал
на больничной
койке, комплекс
был налицо.
Правда, непонятно
было, как с ним
бороться, и
есть ли смысл
вообще…
Вот
и сейчас, расплатившись
с таксистом,
он довольно
медленно поднялся
по ступенькам,
сделав над
собой слабенькое,
но все же явственно
присутствующее
усилие, нехотя
вошел в обширный
вестибюль
«тыщи». Людей,
как всегда,
здесь оказалось
множество:
больница — одно
из тех мест,
где случайного
народа не бывает
вовсе, и народ
этот четко
делится на две
категории,
радостных и
печальных.
Радостные своих
забирают, печальные,
наоборот, в
томительной
тревоге и тоске
от полной
неизвестности…
Непроизвольно
морщась от
наплывавшего
со всех сторон
людского горя,
от неописуемого
запаха несчастья,
он, лавируя меж
посетителями,
отошел к левой
стене и принялся
высматривать
вызвавшего
его сюда человека.
«Я в милицейской
форме, майор…»
Ну и где?
Ага,
вот оно что!
Смолин подсознательно
искал взглядом
мундир, китель.
А милиционер
с майорскими
звездами был
в тужурке. Надо
полагать, он
и есть, других
в такой форме
положительно
не усматривается…