Для быстрейшего усвоения «молодёжью» всей этой премудрости старший курс постоянно экзаменовал нас в любой час дня и ночи и в любом месте: в спальне, коридоре, столовой, курилке, уборной и в манеже; везде «сугубец» должен был быть готов перечислить гусарские или уланские полки, объяснить подробности той или иной формы. Словом, пока по всей такой науке молодые не сдавали экзамена у своего «дядьки», им не было ни отдыха, ни покоя. Существовала, кроме этого, ещё и неофициальная «словесность», менее обязательная, но всё же приличествующая хорошо выправленному и «отчётливому» сугубцу. Она была отчасти характера анекдотического, отчасти философски-практического, в большинстве случаев малоприличного содержания, вроде «верха рассеяния». Корнеты считались «родившимися из пены Дудергофского озера» и являлись «офицерами» уже в Школе; что касается молодых, то они, в лучшем случае, по службе могли рассчитывать стать «штаб-трубачами через 75 лет службы при удачном производстве». В смысле предела своей власти над младшим курсом, старший, вопреки всем фантазиям и рассказам, был строго ограничен определёнными рамками, переходить которые не имел права под страхом лишения «корнетского звания». За этим строго следил «корнетский комитет» (возглавляемый выборным председателем), куда входили все юнкера старшего курса. Председатель корнетского комитета являлся верховным блюстителем и знатоком традиций Школы; компетенция его была неоспорима.
Согласно обычаю, «корнеты» не имели права задевать личного самолюбия «молодого». Последний был обязан выполнить беспрекословно всё то, что выполняли до него юнкера младшего курса из поколения в поколение. Но имел право обжаловать в корнетский комитет то, в чём можно усмотреть «издевательство над его личностью», а не сугубым званием зверя. «Корнеты», например, не имели права с неуважением дотронуться хотя бы пальцем до юнкера младшего курса, уж не говоря об оскорблении. Это правило никогда не нарушалось ни при каких обстоятельствах. Немыслимы были и столкновения юнкеров младшего курса между собой с применением кулачной расправы и взаимных оскорблений; в подобных случаях обе стороны подлежали немедленному отчислению из училища независимо от обстоятельств, вызвавших столкновение. В своей среде старший курс строго придерживался старшинства, свято соблюдавшегося в военной среде старого времени. Старшинство это в Школе базировалось не на уставе, а на обычном праве. Вахмистр, взводные и отделенные портупей-юнкера для старшего курса были начальниками лишь в строю, в обычном же общежитии со своими однокурсниками никакими привилегиями не пользовались; зато засевшие на младшем курсе «майоры» почитались выше «корнетов», а ещё выше были «полковники», находившиеся в Школе по четыре года, и редкие «генералы», просидевшие по пяти. Последним младший курс должен был при встрече становиться во фронт. Все эти «чины» приобретались в большинстве своём не за малоуспешность в науках или строю, каковые юнкера считались «калеками», а, так сказать, по линии традиций.