Иисус глазами очевидцев Первые дни христианства: живые голоса свидетелей (Бокэм) - страница 125

.


Из этого Тайссен выводит заключение о до–Марковом рассказе о Страстях:


Если мы правы в нашей гипотезе защитной анонимности, то из этого безошибочно вытекает локализация предания о Страстях. Только в Иерусалиме имело смысл охранять завесой тайны личности последователей Иисуса, своими действиями навлекших на себя опасность. Можно установить и дату: по крайней мере, отчасти рассказы о Страстях создавались при жизни очевидцев и их современников, то есть между 30 и 60 годами н. э[467].


Это заключение поддерживается и другими аргументами, которые мы не будем здесь воспроизводить, кроме одного, пjскольку он касается еще одного случая анонимности[468]. Хотя Марк называет по имени Пилата (15:1) и, очевидно, ожидает от читателей понимания того, что Пилат был римским правителем — он не называет по имени Каиафу, а упоминает о нем просто как о «первосвященнике» (14:53). Другие евангелисты называют его по имени (Мф 26:57, Лк 3:2, Ин 18:13–14, 24), хотя Лука в самом рассказе о Страстях этого не делает (22:54), так что читателям Луки может быть трудно понять, кто из первосвященников — Анна или Каиафа — вершит суд над Иисусом.

Каиафа приходился Анне зятем; некоторые другие члены влиятельного семейства Анны также были первосвященниками в последующие десятилетия. Они занимали эту должность почти непрерывно вплоть до 42 года н.э., да и потом семья оставалась очень влиятельной. По всей видимости, именно семейство первосвященника в первую очередь преследовало последователей Иисуса, Иерусалимскую христианскую общину, в последующий период[469]. Сын Анны Анан II был ответствен за казнь Иакова, брата Иисуса и главы Иерусалимской церкви, в 62 году. Власть дома Анны и его враждебность к христианам, возможно, требовала от христианской традиции, формировавшейся в Иерусалиме в этот период, из дипломатических соображений не упоминать открыто имя Каиафы в рассказе о смерти Иисуса. Пилат же — совсем другое дело. Он в 37 году потерял должность, оставив по себе дурную славу, и ничто не мешало христианам открыто винить его в смерти Иисуса, так же, как винили его местные жители и во многих других злоупотреблениях властью[470].


Анонимные сторонники Иисуса

Далее в этой главе мы рассмотрим дальнейший ход рассуждений Тайссена о защитной анонимности и выдвинем предположение, что в Марковом рассказе о Страстях имеется еще по меньшей мере один значимый персонаж, чье имя не упомянуто по той же причине.

Однако прежде чем перейти к этому персонажу, я хотел бы привлечь внимание читателя к атмосфере опасности и конспирации, витающей в рассказе Марка о Страстях и особенно ярко проявляющейся в двух странных эпизодах, в каждом из которых Иисус посылает двух учеников с определенным заданием: добыть осла, на котором он въедет в Иерусалим (Мк 11:1–7) и подготовить пасхальную трапезу (14:12–16). Что демонстрирует Иисус в этих историях: чудесное предвидение будущего — или просто предусмотрительность и способности организатора? Обе истории очень похожи, так что, скорее всего, в обоих случаях ответ будет один. Вторая история кажется бессмысленной, если не предположить, что Иисус заранее договорился с хозяином дома о том, что он с учениками отпразднует Пасху у него в комнате для гостей. Первую историю можно понять в том смысле, что царь имеет право реквизировать вещи для своей необходимости; однако требует объяснения, почему же «некоторые из стоявших там» (еще одно странно «обтекаемое» выражение, как и в 14:47) позволили каким–то неизвестным людям увести осла только потому, что те передали им слова Иисуса. Возможно, перед нами «пароль», о котором Иисус договорился заранее и по которому можно было опознать его учеников как людей, имеющих право одолжить осла. Однако следует ожидать, что такая договоренность была заключена с хозяином (или хозяевами) осла. Откуда же знали пароль какие–то неизвестные люди, всего навсего «стоявшие там»? И почему Иисус не приказал ученикам просто сходить к такому–то человеку (например, к Симону, сыну Досифея) и попросить у него взаймы осла? Отсутствие всяких упоминаний о владельце осла производит очень странное впечатление.