. Из текста не видно, почему она не могла запланировать помазание заранее, совместно с другими, которые, быть может, желали застичь Иисуса врасплох и тем побудить принять на себя мессианскую роль, к которой он, как им казалось, относился очень амбивалентно. В любом случае мотивация самой женщины для нас не так важна, как то, что в напряженной атмосфере тогдашнего Иерусалима, где, разумеется, повсюду раздавался вопрос, верно ли, что Иисус — Мессия, сын Давидов, действия женщины легко могли быть восприняты другими как имеющие мессианский смысл. Добавим: естественно, немало удивления должно было вызвать то, что Мессию помазала на царство женщина — однако, возможно, она видела себя пророчицей, подобной Самуилу, которую Бог вдохновил найти и призвать на царство Помазанника Своего (ср. 1 Цар 16:1–13)
[477].
Не все ученые из числа признающих, что действие женщины в своем изначальном историческом контексте имело мессианский смысл, согласны, что тот же смысл сохраняется в повествовании Марка[478]; и не все ученые, признающие, что у Марка помазание имеет мессианский смысл, согласны, что так оно воспринималось изначально[479]. Причины отрицания того, что помазание (в действительности или в повествовании Марка) имело мессианское значение, следующие: (1) помазание головы маслом в ходе праздничного ужина не предназначалось только для царей[480] — это был обычный элемент праздника; (2) в тексте Марка нет прямых указаний на мессианское значение этого жеста[481]; (3) повествование Марка «интерпретирует этот праздничный жест, скорее, в терминах смерти и погребения, чем в терминах призвания к мессианству»[482].
Первый пункт справедливо указывает на то, что мессианское значение этого эпизода не очевидно, но зависит от контекста, в том числе от широкого контекста Маркова рассказа о Страстях в целом. В повествовании Марка те, кто возражает против траты масла, по–видимому, не видят в помазании мессианского смысла. На второй пункт можно ответить, указав на рассказ Марка о въезде Иисуса на осле в Иерусалим. Как мы уже отмечали, мессианское значение и здесь не упоминается напрямую — однако трудно сомневаться, что оно здесь есть. История о помазании очень на него похожа. Третий пункт предлагает нам ложную альтернативу. Иисус в рассказе Марка принимает мессианское значение помазания, однако интерпретирует его в соответствии с собственным пониманием мессианского призвания — включающим в себя страдание и смерть. Так же, как читатели Марка знают, что въезд Иисуса в Иерусалим на осле знаменует собой не триумф всенародно чаемого царя, но начало пути смертного, также и мессианское помазание Иисус «переадресует» своему погребению, в полном соответствии с характерным для Марка (хотя, разумеется, не только для Марка) соединением понятий мессианства и креста.