Однако большинство современных историографов не использует свидетельства так, как это делали историки Древнего мира. Последние зачастую использовали крупные фрагменты свидетельств в собственном повествовании, включая рассказ очевидца в свой метарассказ. Современные историки, как правило, держат между своим повествованием и свидетельствами большую дистанцию — по следующим причинам: (1) обычно они не имеют дела с живыми свидетелями; (2) вопросы, которые они задают свидетельству, зачастую не совпадают с теми, на которое свидетельство призвано отвечать. Им необходимо свидетельство «против воли»; (3) их историческое повествование, которое Рикер называет «репрезентацией», основано на свидетельствах, но, как правило, не включает их в себя. Читатели чаще сталкиваются с тем, что извлекает из свидетельств историк, чем воспринимают свидетельства сами.
Однако, как бы ни использовали свидетельства современные историки, а необходимость либо доверять свидетельствам, либо отвергать их в результате обоснованной критики сохраняется. Более того: различными путями и способами исследуя свидетельства, современные историки часто пренебрегают пониманием, принятием или отклонением того, что свидетельство изначально стремилось сообщить своим читателям. Другие подходы к свидетельству надежно блокируют этот, хотя недоверие к прямому сообщению свидетельства не обязательно ставит под сомнение и то, что оно сообщает «против воли».
Сохраняет свое значение и та особая важность, которую придавали греко–римские историки свидетельствам участников описываемых событий. Несомненно, модернистское предубеждение против заинтересованных (и, следовательно, пристрастных) сторон в пользу незаинтересованных (и, как предполагается, нейтральных) наблюдателей играет важную роль в современной историографии (и не в последнюю очередь — в библеистике). Однако, как бы ни преуменьшалось значение точки зрения участника — именно она предоставляет нам уникальный доступ к живой подоплеке событий. Читатели истории по–прежнему хотят знать, как воспринимали события прошлого сами их участники. Для таких читателей историк может привести свидетельство, снабдив его, для лучшего понимания, контекстом и поясняющими комментариями. Однако, так или иначе, ему придется привести само свидетельство — если не буквально, то в пересказе. Такое свидетельство незаменимо: оно вводит нас в самую сердцевину событий, и соперничать с ним в этом могут лишь полу–художественные творческие реконструкции. Однако, в отличие от последних, реальное свидетельство может сообщить нам нечто совершенно неожиданное, такое, чего мы и вообразить не могли. (Шошана Фелман, описывая опыт чтения студентами различных текстов, содержащих свидетельства, отмечает: «Тексты–свидетельства не просто