Рыцарь нашей страны (Ниношвили) - страница 4

   Когда Спиридон Мциришвили кончил обучение в ремесленной семинарии, его назначили учителем одной из отдаленных сельских школ. В селении, куда приехал Спиридон, он увидел по одну сторону большака, проходившего через село, просторное, построенное из чистого. теса здание сельского управления, а по другую — небрежно возведенное, маленькое, старое здание сельской. школы. Половицы в школе гнулись и местами провалились, стекла в окнах были почти все выбиты, а уцелевшие были давно не мыты и потускнели от грязи, потолок, почернел от дождевых подтеков. Школьная мебель состояла из двадцати расшатанных парт, старого столика и колченогого стула для учителя и некрашенной деревянной доски. Ни наглядных пособий, ни учительской при школе не было. Население к делам школы относилось равнодушно. Иные даже находили, что школа им вовсе не нужна. Учителя считали за «лишний рот». Этим и объяснялось, что больше одного учебного года редко какой учитель сидел на этом месте, и школа часто оставалась без учителя.    — Где мне сегодня переночевать? — спросил Спиридон у старшины, когда обнаружил, что при школе нет комнаты для учителя. Старшина, по обыкновению почесав у себя в затылке, обратился к собравшимся тут же крестьянам:    — Кто из вас предоставит учителю ночлег? Не даром, конечно, а за плату.    — Нет у нас подходящего помещения! — недружелюбно глядя на учителя сказал кое-кто из собравшихся, словно говоря про себя: «Небось, пришел, чтобы обирать нас! Ничего хорошего не будет от тебя».    — Придется вам устраиваться в школе, пока не найдем квартиру, — сказал старшина Спиридоиу. Другого выхода не было, и Спиридон устроился в школе. Ночью он спал на искареженном полу, на утро скатывал постель и складывал ее в угол, чтобы ребята не топтали. Так прожил он сентябрь и октябрь, но в ноябре начались холода и невозможно стало дальше жить в истопленной комнате с дырявыми стенами и иолом. Спиридон обратился к местному священнику с просьбой сдать ему одну комнату. Тот жил в хорошем пятикомнатном доме и охотно согласился. Кстати, пришла пора готовить его младшего сына для поступления в духовное . училище.    Учителю отвели маленькую комнату, куда никто не входил, кроме священника и мальчика, с которым Спиридон занимался. Остальные члены семьи избегали его, а старшая дочь священника тринадцатилетняя Деспинэ, даже не излюбила Спиридона за его болезненную внешность и молчаливость.    Если мы с вами, читатель, окинем взглядом воспитание Спиридона, мы не найдем ничего удивительного в том, что печать преждевременной старости лежала на всем его облике, и поймем, почему красивая и как птичка шустрая Деспинэ сначала не взлюбила жильца.    Спиридон, сын простого крестьянина, с детства не отличался здоровьем и силой. И, кто знает, быть может, если бы он был здоровым, отец и не решился бы отдать его в школу, а велел бы ему работать на кукурузном поле — «самой лучшей школе», как говорит большинство крестьян. Но отец видел, что Спиридон не может облегчить ярмо, одетое ему на шею, своей работой. Он был сравнительно зажиточным мужиком и решился отдать сына в школу с тем, чтобы, когда он выучится грамоте и счету, определить его приказчиком в лавку. Однако Спиридон оказался способным, и учитель сельской школы, в которой он учился, уговорил отца послать его в город. «Выйдет из него писарь. Он и тебе пригодится и сам не пропадет», — говорил ему учитель.    И отец, утверждая, что его «соблазнили», отвез сына в город и потом каждое воскресенье на своей спине таскал за двадцать верст кукурузную муку, фасоль и сыр на пропитание сыну и на оплату хозяину...    Жил Спиридон в мазанке на окраине города, которую снимал он за восемьдесят копеек в месяц у одного недавно построившегося русского крестьянина. Каждый, вечер носил он валежник из ближайшего леска, разводил в камине огонь, занимался при свете его пламени и одновременно варил себе пищу. Одежды теплой у него никогда не было, и две зимы проходил он в парусиновой блузе и летних брюках. Окончив училище, Спиридон настоял, чтобы ему разрешили поступить в ремесленную семинарию. Там, как успевающий ученик, он обучался на казенный счет, но жизнь там была не настоль», ко хороша, чтобы поправить его расшатанное лишения ми. здоровье. Однако он без устали работал, не только учил уроки, но и читал, и, закончив семинарию в двадцать лет, казался человеком в тридцать —в тридцать пять лет.    С таким же прилежанием работал он в школе, как учитель. Вернувшись домой после уроков, он, не отдыхая, приступал к занятиям с сыном квартирохозяина,. потом обедал, а после обеда запирался в своей комнатушке и до полуночи читал.    Однажды он по обыкновению сидел за книгой о своей комнате. Деспинэ и брат ее расположились в тени дерева перед домом, и мальчик по «Родному слову» Ушинского обучал свою старшую сестру русской грамоте. Но он сам был еще слаб в ней. и с трудом объяснял сестре произношение слов. Спиридон все это слышал. Он вышел во двор и стал помогать им, Деспинэ рассердилась в душе: «Кто его просил вмешиваться»,— подумала она. Только из вежливости она продолжала слушать Спиридона. Когда Спиридон вернулся к себе в комнат, Деспинэ проводила его насмешливым взглядом. «Сметной, а как хорошо умеет обучать!» — подумала она, Деспинэ отлично запомнила все слова, которые объяснял ей Спиридон.    Такие занятия повторялись и в следующие дни. Как-то мать отослала брата Деспинэ к соседям, и Деспинэ сама взяла в руки «Родное слово», села под деревом во дворе и стала заниматься. Она читала книгу очень тихим голосом, но дверь в комнату Спиридона была приоткрыта и он слышал все неправильности в ее произношении.    А у него с детства было обыкновение: если он замечал, что человек ошибается, ему не терпелось поправить его. И на этот раз, услышав, как Деспинэ коверкает русские слова, он подошел к ней и поправил ее. Она смутилась. «Знала бы, что подойдет, не брала бы книгу в руки», — подумала она. Однако ей не хотелось, чтобы он подумал, что она неспособная ученица, и она внимательно выслушала его. Неправильно произнося какое-нибудь слово, она смущалась и краснела.    Они занимались почти полчаса, и Деспинэ осталась очень довольна уроком. Она усвоила очень много русских слов, про себя составляла целые фразы по-русски и была этому рада. «Если бы каждый день заниматься с ним, как бы быстро я выучилась грамоте! — мелькнуло у нее в голове. — Я сама не могу сказать ему об этом. Попрошу маму, он добрый, не откажет». Она так и поступила.    — А почему ты сама не скажешь ему? — спросила мать.    — Я стесняюсь, мама. Он добрый, отказать не сможет, а мне стыдно.    — Да никак ты влюбилась в этого учителя! — пошутила мать.    —Что ты, мама, я просто сказала, что он добрый! Деспинэ вся зарделась.    — Я пошутила, дочка, красавица моя! — сказала мать, прижимая ее к груди. Вечером отец Деспинэ зашел к Спиридону.    — Моя дочь хочет учиться русскому языку. Не будете ли вы добры? — начал он.    — С удовольствием, — сказал Спиридон. Он, действительно, испытывал удовольствие, обучая других. С того дня он занимался с Деспинэ по полтора часа в день.    Прошло четыре года. Спиридон с воодушевлением работал в школе, занимался с ребятами и вкладывал огромные усилия в дело улучшения самой школы. Люди, по началу встретившие его так недружелюбно, полюбили его. Они увидели, что он не только обучает детей, но и бескорыстно защищает всюду интересы народа, не боясь даже уронить себя в глазах властей . Его деятельность настолько воодушевила крестьян, что они по собственному почину построили хорошее помещение для школы. Теперь Спиридон занялся устройством библиотеки при школе, собрал деньги и нужные книги, но правительство всячески задерживало утверждение проекта. Деспинэ продолжала быть его прилежной ученицей. На второй год Спиридон переехал в комнату при школе, но обедать продолжал ходить в семью Деспинэ. За эти годы девушка преуспела настолько, что в некоторых вопросах она уже не отставала от своего учителя. Она успела перечитать все книги Спиридона, у которого была своя довольно хорошая библиотека.    — Для чего девушке столько знать? — стали поговаривать родители. — Теперь ты взрослая. Спиридон наш друг, порядочный человек и, конечно, не позволит себе оскорбить тебя чем-нибудь, но все же тебе надо уже подальше держаться от мужчин. Могут сплетни пойти о вас!    Но четыре года занятий не прошли даром для Деспинэ.    — Что вам надо от меня? Я верю, что учение человеку нужно, и учусь. Он честный человек и мне совсем не неловко, что я занимаюсь под его руководством, — отвечала Деспинэ родителям. Вначале, как мы говорили, она посмеивалась над Спиридонов. Но, позанимавшись с ним, она пожалела об этом. Позднее, узнав его поближе, она призналась себе: «Он не только хороший учитель, но и настоящий человек. Другого такого среди моих знакомых нет». И чем больше узнавала его девушка, тем сильнее ее сердце требовало близости с ним. На третий год знакомства она поняла, что без него ей становится трудно жить. Грусть овладевала ею, как только Спиридон уезжал куда-нибудь. Когда Спиридон переехал во вновь отстроенную школу, Деспинэ проплакала всю ночь и успокоилась лишь на другой день, убедившись, что он будет ходить к ним ежедневно. Его близость была ей необходима.    По совершенно непредвиденным обстоятельствам Спиридон был вынужден оставить школу, на которую он положил столько сил и труда. Его перевели в другое село. Ему было обидно, так как еще многое ему хотелось сделать для этой школы. Какой будет новый учитель и продолжит ли он начатое) им с такой любовью дело? Но нельзя было не подчиниться распоряжению. Он пришел обедать к родителям Деспинэ и объявил им, что завтра уезжает. После обеда он хотел в последний раз позаниматься с Деспинэ, но ее не оказалось дома. «Почему она ушла, не простясь со мной», — оби -делся он в душе. Он все время даром занимался с нею, она стала образованной, у нее открылись глаза на мир и все благодаря ему. А она не захотела даже поблагодарить его. «Возможно ли, чтобы она была такой неблагодарной?» — грустно размышлял он, подходя к своему. дому. Уходя из дому, он обычно не запирал своей комнаты. Он открыл дверь и вошел.    — Вы удивлены? — смущенная Деспинэ поднялась ему навстречу. — Я ушла из дому и пришла к вам, без вас вошла в вашу комнату... — продолжала она грустно.    — Нет, я не удивлен, но не знаю, как понять...    — Вы уезжаете навсегда?    — Иначе мне нельзя!    — И это все?    — А что же еще? Мне тоже грустно, не хочется оставлять привычное место, знакомых...    — И меня?.. Я не могу без вас!.. —тихо проговорила Деспинэ. — Вы должны были давно понять это... Она с трудом сдерживала слезы. Спиридон с грустным удивлением смотрел на нее. Давно он почувствовал, что Деспинэ полюбила его. Много бессонных ночей провел он, думая о ней, не смея признаться самому себе в своем чувстве и не будучи уверен в силе ее любви. «Я больной, некрасивый, бедный. Я не должен связывать свою судьбу с такой совершенной девушкой, как Деспинэ. Это было бы эгоизмом с моей стороны. Она найдет себе красивого и здорового мужа и будет счастлива», — рассуждал он. И вопрос, поставленный Деспинэ с такой решительностью, застал его врасплох.    —Вы ничего не хотите сказать мне? — спросила Деспинэ после довольно долгого молчания.    — Деспинэ, я должен признаться наконец, — начал Спиридон в раздумьи. — Давно я почувствовал твою любовь ко мне и давно мое сердце любит тебя. Многие бессонные ночи я провел в борьбе с самим собой. Я не хотел, не имел права приобщить тебя, юную и красивую, к моим страданиям, заставить тебя делить мою грустную долю. Я хотел, чтобы ты была счастлива в жизни.    — Я не могу жить без тебя, — сказала Деспинэ. —А теперь решай, как хочешь!    — Ты не боишься, что я человек больной, что тебя ждут постоянные лишения? Не обманывает ли тебя первое чувство?    — Все, о чем ты говоришь сейчас, относится к расчету и не имеет никакого отношения к любви, — коротко отрезала Деспинэ.    — Но человек не должен безотчетно подчиняться чувству. Любовь — чувство, а чувством при всех обстоятельствах должен руководить разум, — заметил Спиридон.    — От любви или, как ты называешь, от чувства человек должен отказываться в том случае, если удовлетворение этого чувства грешит против человеческой нравственности. Другие мелкие расчеты не должны влиять на любовь,— произнесла Деспинэ.    — Не преступно ли будет с моей стороны, что человеку, которого я люблю так сильно, я дам лишь нужду и страдания, обреку его на голод и холод?    — А если этот человек, несмотря ни на что, предпочитает не расставаться с тобой никогда? Если другой жизни предпочитает он смерть рядом с тобой? — горячо воскликнула Деспинэ.    — Подумай, Деспинэ, хорошенько!    — Мне семнадцать лет, я хорошо разбираюсь в себе.    — И ты решила?    — Я давно приняла решение. Долго сидел Спиридон в задумчивости. Потом он поднял голову и устремил свои спокойные глаза на Деспинэ.    — Если бы ты знала, как я счастлив, Деспинэ! Новый свет освещает отныне мою жизнь. Но я боюсь терний и шипов на моем пути, по которому придется следовать отныне и тебе.    — С тобой меня не пугает даже ад. С тобой я выдержу все! — со слезами счастья на глазах сказала Деспинэ.    — А родители? Они не будут возражать? — спросил Спиридон.    — Они знают мой характер и не откажут мне. А если и откажут, я все равно уйду с тобой. Ты ведь не боишься их отказа? Спиридон засмеялся. Какой наивный вопрос!    — Значит, мы отныне будем всегда вместе! Деспинэ обняла Спиридона, и они, поцеловались. Прошло с тех пор немного времени, а уж в селении X говорили о новом учителе и его жене:    — Вот хорошие супруги! Они помогают друг другу во всем, как товарищи. Пекутся о школе, как о собственном детище. Спиридон и Деспинэ поселились в комнатушке для учителя, пристроенной к школе. Все свободное время они посвящали чтению книг. Они хорошо осознали истину, что человек, желающий внести хотя бы незначительную лепту в дело благоденствия народного, должен прежде всего уяснить себе, в чем же состоит это благоденствие, чтобы подкреплять свою работу соответствующими знаниями и находиться на уровне своего времени. Понимая, что у них большие пробелы в познаниях, они старались восполнить их по возможности работой над собой. Они занимались с прилежанием хороших учеников. После женитьбы на Деспинэ у Спиридона удвоились силы, он стал чувствовать себя значительно лучше. У Спиридона на родине жила мать, старуха, вдова, которой он ежемесячно отсылал небольшую часть своего жалованья и которую навещал по праздникам.