Рыцарь нашей страны (Ниношвили) - страница 7

   Спиридон и его жена, проехали несколько станций,, не перемолвившись ни словом. Сидели на своих местах молчаливые, ушедшие в свои печальные думы. Когда они подъезжали к узловой станции, где поезд стоял долго и можно было наспех перекусить, Спиридон обратился к жене:    — Ты не проголодалась? Здесь хороший буфет.    — Нет, есть не хочется,— сказала Деспинэ грустно.    —  Может, чаю выпьешь, или кофе? Ехать нам еще; долго.    —  Не хочется. Может, ты проголодался?    —  Не очень. Но если ты поешь, и я съел бы что-нибудь. Спиридон сказал это, чтобы вывести Деспинэ из тяжелых дум, хотя и сам вовсе не хотел есть.    — Животное в образе человека нам нанесло оскорбление. Нельзя же надрывать себя из-за этого! — заметил Спиридон.    — Если человек сам не надорвется после такого случая, надрываться нарочно не следует. Но если ты не можешь не надрываться, то делать нечего, от себя никуда не уйдешь! — с грустной лаской в голосе ответила  Деспинэ. Спиридон смолчал. «Нельзя утешить другого, когда у самого в душе ад. Нельзя убеждать другого в том, чему сам сопротивляешься», —подумал он. Матери Спиридона они не рассказали о том, что произошло с ними. Однако она сама заметила, что сын и его жена очень мрачны.    — Сынок, на тебе лица нет. Вы оба бледны, как покойники!— сказала она сыну.— Что-нибудь случилось с вами нехорошее?    — Ничего, мама. Мы устали в дороге, — успокоил он мать.    «Может быть, они поссорились», — подумала она, но скоро убедилась, что муж и жена любят друг друга по прежнему, даже, пожалуй, еще больше взаимной нежной предупредительности в их отношениях. Так и осталась для матери тайной навеки печаль, точившая ее сына и невестку.    В тот же вечер Спиридон слег в постель. Сначала его знобило, потом сделался сильный жар. Ни мать, ни Деспинэ не смыкали глаз всю ночь. На другой день Деспинэ пригласила к больному местного фельдшера. Тот выписал какие-то жаропонижающие лекарства. Через несколько дней Спиридон поправился. Ликованию Деспинэ и матери не было границ.    Они обе рано легли спать в этот вечер, так как устали за время болезни Спиридона, и крепко уснули. В полночь Спиридон проснулся от того, что сильно вспотел. «Как бы не свалиться мне надолго в постель!» — с тоской подумал он. Вдруг резкий крик Деспинэ прорезал ночную тишину.    — Что с тобой? Спиридон бросился к ней в одном белье, забыв о том, что он в поту.    — Ничего. Опять огромный медведь хотел утащить меня в свою берлогу! — вся дрожа, лепетала Деспинэ. Он с трудом успокоил ее, и они уснули только на рассвете.    На другой день у Спиридона поднялась температура и он опять слег. На этот раз болезнь приковала его к постели на два месяца. С той поры он часто хворал. Стало очевидно, что прежнего здоровья ему не вернуть.    Здоровье Деспинэ тоже внушало большие опасения. Ей почти каждую ночь снился медведь и она все больше теряла душевный покой. Страх ее возрастал и даже днем ей иногда делалось дурно при виде животного или предмета, напоминавшего медведя. Постепенно она стала впадать в мрачную меланхолию. Спустя некоторое время у нее появился глухой грудной кашель. Она похудела и изменилась до неузнаваемости. Врачи, к которым с тревожной надеждой обращался Спиридон, оказались бессильными помочь ей. Спиридон повез ее в Абастуман на климатическое лечение. Это было дорого, но он не жалел ничего для спасения своей обожаемой жены. Деспинэ проболела все лето, осень и зиму. Она таяла, как восковая свеча. Весною болезнь ее обострилась, горлом пошла кровь, и в конце марта она слегла. Она умерла в чудесный майский день.    После смерти Деспинэ жизнь ее супруга пошла на убыль. Большую часть времени он проводил в постели. Он не в состоянии был заниматься своим любимым делом, которое одно могло бы снова вовлечь его в русло жизни. Сознание своей никчемности, бесполезности своей жизни все больше угнетало его. Иногда он доходил до отчаяния и решал покончить с собой, не рука с револьвером бессильно опускалась: «Нет, надо до дна испить горькую чашу,. Пусть меня отравит уготованный мне самой жизнью яд».    И в самом деле, жизнь систематически отравляла существование Спиридона. Во-первых, гибель Деспинэ люди приписывали его трусости и слабости. «Влюбил в себя красивую девушку, соблазнил ее и женился на ней! Разве он мог уберечь такую?»—говорили в народе.— «С порядочным человеком не может произойти того, что с ним произошло. Он не умел вести себя, был несдержан на слова, оскорбил Тариэла, а потом еще вызвал его на дуэль. А Тариэл попросту разгуливал со своими товарищами перед духаном, они были немного навеселе и громко распевали песни. Спиридон пригрозил, что расправится с ними, если они не замолчат. Вот какой Спиридон забияка! Ну, а Тариэл тоже не выдержал и расправился с ним по-своему, воздал ему по заслугам». Вот какие небылицы измышляли досужие люди о Спиридоне. Эти сплетни доходили до него и отравляли его скорбную жизнь. Родители Деспинэ тоже день и ночь проклинали его за то, что он будто бы похитил у них дочь, заворожил ее своими еретическими рассказами и довел до могилы.    Шли годы. Болезни и горе совсем одолели. Спиридона. Он слабел день ото дня. Плечо его так и не переставало болеть после побоев Тариэла, и со временем рука целиком отказалась служить. Он лежал месяцами одиноко в старом, разваливающемся отцовском доме (мать его умерла вскоре после смерти Деспииз), и дожидался смерти. Изредка, когда здоровье позволяло, он, устав от одиночества, уезжал на неделю-другую к старым знакомым в город, надеясь немного рассеяться от гнетущей тоски.