— Ну, и шутник же ты, Симон, — воскликнула Мана, которая не могла удержаться и весело хохотала во время рассказа Симона. — Уморил меня со смеху! У царицы живот разболелся, а вам дали дворянское звание! Будто так и раздавали дворянство — по несварению желудка?
— Ей-богу, Мана, было так! Не мы одни таким способом пролезли в дворянство.
— Нет, Симон, ты наслышался клеветы. Кому быть господами, а кому мужиками, то положено на небе и там распределяется.
— И меня прежде так надували, но когда я повнимательнее посмотрел на дело, оказалось, что это — ложь.
— Ты этим хочешь обнадежить меня?
— Я хочу обнадежить тебя тем, что, мы любим друг друга и звание дворянина или крестьянина нас с тобой не касается. Ты жена моя и я муж твой. Пусть забирает себе мое дворянское звание тот, кому оно нужно. Если отец и мать мне помешают поступить по-моему, пусть они остаются со своим дворянством, а мы с тобой уйдем от них тайком и будем жить одни.
— Да, Симон, хорошо бы уйти отсюда, а то, знаю я, не дадут нам жить в нашей деревне.
— Будь спокойна, Мана, мы принадлежим друг другу и нет на свете силы, которая могла бы разлучить нас.
— Кто знает, Симон. Не годится говорить, что нет на свете силы, которая могла бы разлучить нас...
— Ну, какая, скажи?
— Я не знаю, но... тысячи неожиданностей...
— Ты то удивляешь меня своей смелостью и решимостью, Мана, то своей безнадежностью и робостью! Что в самом деле...
Симон хотел сказать еще что-то, но звуки колокола, четко прозвучавшие в ночной тишине, оборвали его речь.
— Что с тобой? Что случилось? — спросила Мана.
— Звон!..
— Ну да, звонят в церкви...
— Это набат! Он сзывает всех на сход! Сейчас выйдет из дома Бесиа и увидит нас... Мана, проберись домой...
Мана поднялась, чтобы идти домой, но дверь скрипнула и оттуда вышел рослый юноша. Это был Бесиа, единственный брат Маны.
Они испугались и прижались к стволу большого орехового дерева, словно хотели влезть на самую его вершину. К счастью, Бесиа их не заметил и прошел мимо.
— Господи, благодарю тебя, что ты спас нас!— протоптала Мана.
— Испытания и страхи всегда сопровождают любовь, Мана! Но и я должен идти к церкви. Я обязан быть там.
— Симон, если ты любишь меня, скажи мне, что Гам творится? Почему в этом году у вас столько сходов?
И все по ночам. Я спрашивала у Бесиа, а он рассердился и сказал, что это не бабье дело.
— Я бы все тебе открыл, Мана, но я на иконе присягнул свято хранить тайну. Прости меня, но не проси, не могу сказать.