Лето
Наконец-то началось лето и мы пошли купаться в бассейн! Сегодня я спасла двух кузнечиков, одного светлячка, одну божью коровку, одного жука-шарика. Мне прям можно медаль давать! Светлячка я сначала не хотела спасать, потому что не знала, что это — светлячок, ведь он только в темноте светится, а днем он страшный и похож на помесь червяка и таракана, но мама сказала, что это светлячок, поэтому я его тоже спасла. Тео никого не спасает, наоборот — убивает. Сегодня убил десять ос из водяного пистолета и тоже хочет медаль. Он говорит, что от моих спасенных кузнечиков нет никакой пользы, а от его убитых ос — есть: они больше никого не смогут ужалить. Но по-моему, он неправ. Ведь эти осы еще никого не укусили, а убивать заранее нечестно, и вообще, спасать всегда лучше, чем убивать! Еще я спасла бабочку, ей хуже всего было — ведь у нее на крылышках пыльца! Вот интересно: ни у кого пыльцы нет — ни у кузнечиков, ни у божьих коровок, ни у папих. Даже у меня — и то нет пыльцы, а у бабочек есть! Откуда только они ее берут! Наверное, из цветов — ведь у цветов тоже есть пыльца, только они не умеют летать. Всех, кого я спасла, я выловила сачком в бассейне, кроме жуков-шариков — их я спасла у Коли изо рта. А может, я даже одного человека сегодня спасла — Колю! Ведь неизвестно, что бы с ним стало, если бы он этих жуков проглотил!
Моя мама сегодня когда работала в саду видела большую желтую бабочку, как лимонница, только крупнее и ярче, и послала ее ко мне в школу — передать мне привет. Мама сказала: «Бывают же почтовые голуби, а у нас будут почтовые бабочки!». И когда мы пошли после обеда гулять в школьном дворе, я увидела большую желтую бабочку, я таких больших и красивых бабочек давно не видела, целую зиму. Она села прямо ко мне на пальто. Воспитательница сказала, что это потому, что у меня пальто яркое, и бабочка решила что я — цветок. А мама сказала, что это потому, что бабочке нужно было передать мне ее привет. И я сразу вспомнила как когда я была маленькая и не любила ходить в школу потому что еще ни с кем не подружилась, мама клала мне в карман халата такую зариску (я не могу сказать записку, потому что там ничего не было написано, я тогда еще не умела читать, там была нарисована сердечка, а в сердечке девочка, похожая на меня, моя папиха и моя мама). В автобусе я доставала эту зариску, и мне уже не хотелось плакать.
Вчера я налила воды в пистолет. Я просто хотела проверить, сколько воды в него уместится. Уместилось очень мало, к тому же часть воды пролилась на пол. Чтобы мама не разозлилась, я быстренько сбегала за салфеткой. Но мама сразу навострилась: «что ты взяла? Покажи!» я показала салфетку. «А, салфетку, ладно. А зачем она тебе?» «Нос высморкать. Вот так хммм» «хорошо». Я пошла в комнату, затерла часть воды, но то ли салфетка была слишком маленькая, то ли пистолет такой дырявый, но много воды еще осталось на полу. Я пошла выбросить салфетку и мама опять начала меня проверять «Почему салфетка такая мокрая» «Соплей много, вот смотри как я сильно сморкаюсь: «Хр—мммххх». «Понятно». Потом мама зачем-то пошла в комнату и увидела мокрый пол. Она на меня не орала, а просто сказала, что вранье — это как какашка, прикрытая розами. Ведь оттого, что я наврала, плохой поступок не исчез, я его враньем не исправила, а только прикрыла, но рано или поздно он все равно обнаружиться, и будет только хуже. Мне мама так долго все объясняла, что мне захотелось плакать. Наверное потому, что я поняла, что я плохо поступила.