Папиха путешествует
Моя Папиха ужасная путешественница. Она уже сто раз летала на самолете, была на море, в театре, в зоопарке. Она даже была в Храпуново и на острове Мадейра, хотя про Мадейру я лучше не буду рассказывать, а то мама может заплакать. Она так хочет опять на Мадейру, что если кто-нибудь скажет «Мадейра», ей хочется плакать. Хотя иногда она сама пугает меня Мадейрой. Например, когда я не убираю игрушки, она говорит: «Ладно-ладно, вот уеду от тебя на Мадейру».
- Не уезжай, я не умею дела делать.
- Ты же с Баббо останешься
- Баббо не умеет дела делать, только холодильник открывать.
Но самое страшное мамино наказание — когда она прячет мою Папиху.
А еще папиха ездила с нами в горы кататься на лыжак и санках. Вернее, Баббо и Тео катались на лыжах, мама вообще ни на чем не каталась, а катала меня на санках. А потом я катала Папиху. Я бы ее научила кататься на лыжах, но только это слишком тяжело. Я даже сама как следует не умею так ногами делать туда-сюда. И вообще, самое приятное в лыжах — это есть крекерсы. Для этого надо проехать кружок вокруг сугроба, а потом сесть на кресло и съесть крекерс. Когда я проехала так много таких кружков, что все крекерсы кончились, мама сказала, что мы будем строить дом для черепахи. У моей подружки Костанцы была мягкая собачка, и мы построили дом для собачки, обезъянки и папихи. Получилось очень красиво.
Однажды летом мы поехали с Папихой в Москву. Мама тоже поехала, а Баббо полетел на самолете прямо в Петербург. Это такой город, как Каваллано, где я как раз живу. Я вот не понимаю, почему Бог создал Москву так далеко от Каваллано, я из-за этого редко вижу своих бабушку и дедушку. А еще в Москве все дома высокие и полно детских площадок. Не то что в Каваллано — только одна, да и то малюсенькая. Зато в Каваллано красиво и видно весь мир. И мама говорит, что сразу видно, что мир создал Бог. А я не знаю. То есть, я знаю, что мир создал Бог, только не понимаю, почему он все-таки не мог хотя бы один цирк создать в Каваллано? Наверное, когда я вырасту, мне придется переехать в Москву, если, конечно, к этому времени у нас не построят цирк.
Ну вот, поехали мы в тот раз в Москву, но хотели сделать бабушке с дедушкой сюрприз и не предупредили их о том, что приедем. Машу-то мы, конечно, предупредили, а то бы нас вообще никто не встречал. И вот привозит нас Маша на машине в Храпуново, калитка закрыта на замок — наверное, бабушка с дедушкой еще спят. Пришлось лезть через забор. Потом мама постучала в дверь, открыла ее и сказала мне шепотом, чтобы я зашла и сказала: «Доброе утро!». Но я ничего не сказала, потому что уже не помнила, какие они — бабушка и дедушка и поэтому их стеснялась. Но бабушка даже не удивилась, что я приехала в Храпуново, а сказала спокойно: «Ой, Анечка, заходи». Не «ОЙ-АХ! Боже мой!!» а просто «Ой, Анечка, заходи» как будто к ней каждый день внучки из Италии приезжают. Бабушка сказала, что у нее было такое специальное предчувствие. Наверное, из-за этого предчувствия она даже забыла в холодильнике в Москве мясо, и когда мы приехали с самолета в Москву, у нас уже был готов ужин. А после мяса мама разрешила мне съесть целых шесть баранок, потому что в Москве баранки продаются на каждом углу, и их можно не экономить, а есть сколько хочешь. Но я съела только пять. Одну, на всякий случай, оставила на завтра — а вдруг в Храпуново нет баранок?