— Ну, как я понимаю, Анна и Анастасия тоже ваши внучатые племянницы, — сказал Глюк.
— Эти-то? — старуха усмехнулась. — Да вроде бы так, но вы только гляньте на них – гусыни! А Катюша была лебедушка…
Софья Матвеевна примолкла, задумавшись – как видно, погрузилась в воспоминания.
Феликс Францевич, косясь на Квасницкого — тот, собираясь уже уходить, на прощание, завернул такой длинный и витиеватый комплимент, что выпутываться приходилось жестами и мимикой: помахиванием рук, прищелкиванием пальцев и причмокиванием сочных ярких губ, — так вот, Феликс Францевич осторожно кашлянул и сказал:
— Нам пора, пожалуй…
Полоцкая тоже взглянула на Квасницкого, усмехнулась.
— Порасспрашивать хотели? А порасспросúте — завтра, к примеру, я в городе буду. Давненько я свиданий молодым людям не назначала…
— А полицмейстер-то, между прочим, госпожу Новикову подозревает, Елизавету Александровну, — многозначительно, вполголоса сказал Квасницкий, когда чугунные ворота с геральдическими когтистыми зверями выпустили друзей на пыльную и тенистую Длинную улицу. Обтрепанные личности, слонявшиеся поодаль, направились было к ним, но резко остановились, развернулись и разбрелись кто куда – должно быть, это были газетные репортеры, узнавшие в Квасницком конкурента: будет он давать им информацию, как же!
— А откуда вы, спрашивает, — продолжал Квасницкий еще тише, — узнали, что гувернантку душили? Доктор Блюм, говорит, вам этого сказать не мог…
— А откуда вы, господин Квасницкий, про то осведомлены? — спросил сердито Згуриди. — Подслушивали в кустах?
Довольный Квасницкий захихикал:
— Как можно! Просто услышал, прогуливаясь по саду – они таки довольно громко кричали.
— А меня гораздо больше интересует, что ответила госпожа Новикова, — заметил Глюк.
А ведь и действительно, откуда было госпоже Новиковой знать про то, что несчастную гувернантку пытались задушить?
По словам прислуги, госпожа Новикова и вниз-то сошла, когда уже доктор Блюм приехал, и к телу мадемуазель Рено не подходила.
Но в разговоре с околоточным надзирателем обмолвилась, де "зверски душили" бедняжку.
Уж не приложила ли Елизавета Александровна свою белую пухлую ручку к преступлению?
Или же была его свидетельницей?
Или же была о нем осведомлена – но кем, не преступником ли?
Приблизительно так рассуждал полицмейстер, и потому нанес повторный визит на дачу Цванцигера – поговорить с госпожой Новиковой. Все-таки состоятельная помещица; не тащить же ее в полицейское управление или, того хуже, в участок!
А, пожалуй, лучше бы было притащить: казарменные голые стены, решетки на окнах, самый дух присутственного места ("казенного дома"), возможно, подействовал бы на Елизавету Александровну, и получился бы разговор — потому что на даче, в беседке, разговора не получилось, а получилась сплошная истерика.