Но Глюк, усталый, голодный и от того злой хорошей охотничьей злостью, тоже взял пример с собачки-боксера, сцепив, фигурально выражаясь, челюсти на ухе Никиты Ивановича и не давая тому от ответа уйти.
И своего, как вы уже поняли, добился.
Так что, выколотив трубочку, отодвинув плюшевую занавеску от распахнутого настежь (чтоб лучше проветривалось) окна, Никита Иванович степенно наполнил Глюку и себе по стопочке наливки и принялся за рассказ, начав, после видимой неохоты, с такого вот откровенного признания. Должно быть, было нечто общее у Зотикова с Квасницким – любили поломаться, покапризничать; у нас такие особи называются "сильно прошеными".
— А наливочка откуда? Из буфета? — спросил Глюк, пригубив. Вишневая наливка была ароматна и крепка.
— Ну да, будут вам в буфете вишневку домашнюю подавать! Оттуда, из Полок, привезена – это поместье наше так называется. Они-то, Полоцкие, не по городу Полоцку названы, а по своему имению. Правда, вотчина их, первые, получается, Полоки, старые, в Смоленской губернии находились, да кто-то из предков еще при Анне Ионовне то поместье потерял. А эти, новые Полоки, были выстроены на землях, что государыней Екатериной Великой другому предку Полоцких пожалованы…
— Никита Иваныч! Что же с Матильдой Яковлевной? — вполголоса напомнил Зотикову Глюк.
— Так вы ж про наливочку спросили, вот я вам и рассказываю. Вы уж простите старика — мысли-то путаются! Я с собой всегда пару фляжек вожу – для согревания утробы. Стопочка-другая наливочки, а больше ни-ни, ни горилки, ни травничков-настоечек в рот не беру; а ведь было время – ух, мог Никита Зотиков принять! Земля гудела, как Зотиков гулял!.. Нет, нет, господин Глюк, теперь уж я не отвлекаюсь, теперь уж я про Матильду вам рассказываю.
Я ведь, господин Глюк, тоже когда-то помещиком был, их, Полоцких, ближайшим соседом. Дед мой по отцу (не тот, который до ста двенадцати годков дожил, а другой) происходил из мещан, но выслужился, до высоких чинов дошел: тайного советника, ну и соответственно, потомственное дворянство получил. И по выходе в отставку купил землю, сельцо Негорелово, и триста душ крестьян – тогда еще крепость была. Дед мой похозяйничать и не успел, вскорости помер, а отец оказался к земле неприспособленным, так что имение я унаследовал изрядно запущенным, заложенным-перезаложеным. Крепостное право к тому времени отменили, но вместо трехсот крестьян в Негорелове к тому времени проживала едва сотня, и все больше стариков. А я молод был, едва из университета, как мой папаша скончался; ну, и ударило в голову – богатство, помещик! Подкатывались ко мне всякие, продать предлагали, но я не поддался – видно, от второго деда, гричкосея*, досталась мне тяга к земле; осмотрелся, стал хозяйничать. Однако без денег не нахозяйничаешь, а все что мог наскрести, уходило в оплату процентов по закладным, да на скромное житьишко, потому решил жениться. Взял невесту из купеческого сословия, с хорошим приданым, вот хозяйство и поправил; еще чуть-чуть – и закладные бы выкупил. Да померла моя Ксения, плод выкинула и истекла кровью, а пока врача из города привез – уже и обмыть ее успели…