Не то, чтобы он мог назвать себя заумным иностранным словом «хиккикомори», совсем нет. Он не боялся общества, оно просто его раздражало, потому он и вел себя, как последняя сволочь, самоутверждаясь за счет слабых, а иногда и за счет сильных. Ему было все равно, кто перед ним. Очередной ботаник или очередная звездочка, подписавшая своей карьере кумира смертный приговор. И делал он это всегда с невозмутимым выражением лица, словно само собой разумеющееся. Такая же потребность в очередной раз доказать свой сволочизм, как потребность дышать, без нее никак не прожить.
Только огрызаясь и доводя до слез других, Паркер чувствовал себя живым.
В его внешности не было ничего примечательного. Паркер был самовлюбленным, а потому внешность свою оценивать трезво не мог, хотя понимал, что до канонов красоты ему далеко, причем очень-очень далеко. В собственном представлении он, конечно, был красавцем с эксклюзивной внешностью. Удивительное дело, но так считал не только он, в школе было немало девушек, считавших его своим идеалом, но уже получивших от ворот поворот. Всем им Эшли отказал, мотивировав свой отказ тем, что он слишком хорош для таких, как они. Конечно, некоторые девушки решили, что это шутка, а Паркер посмеялся вместе с ними, согласно покивав, когда они задали вопрос: серьезен ли он или шутит? А потом, стоило им только удалиться, как он начинал неприлично громко хохотать. На следующий день о промахах отчаянных школьниц знала вся школа. Клуб отвергнутых Эшли Паркером рос и ширился.
Некоторые парни пытались ему подражать, чтобы понравиться той или иной девчонке. Они отращивали или же наоборот отрезали волосы, красили их в черный цвет, делали пирсинг и облачались во все черное, но при этом все равно смотрелись на фоне Паркера жалкими копиями.
За мерзкий характер Паркера или неистово обожали, или люто ненавидели. Он плевал на все и на всех, заявляя, что ему не нужно ни чужое обожание, ни чужая ненависть. И он не кривил душой, его, на самом деле, бесили неискренние эмоции и искусственная реакция, выработанная в зависимости от того, в какой семье воспитывались его обожатели или противники. Им с детских лет в голову вбивались понятия о том, что есть хорошо, а что – плохо, и именно с этой позиции они оценивали чужие поступки. Это были устаревшие взгляды их родителей, а не их собственные чувства и переживания, очередная фальшивка, очередная подделка. Красивая обложка, яркая ненависть, которая, если копнуть глубже, выразится лишь в словах: с точки зрения морали – это плохо, а это хорошо, потому... Дальнейшие слова Паркера уже не волновали, он махал рукой на своих собеседников, никто не мог удивить его.