И что я мог ей ответить, если сам постоянно мучался в поисках разгадки своей тайны.
– Не знаю, – с трудом выдавил я из себя, первый раз задерживая на ней свой изучающий взгляд.
Снега ни капли не смутилась, но искорки интереса потухли, и она снова стала отдаленной и чужой.
– Когда? – спросил я в свою очередь, упершись взглядом в округляющийся живот, пока совсем не портивший стройность и гибкость юного тела.
Она вскинула голову, и синева ее глаз прошила меня насквозь, а слова, произносимые громко по слогам, так их произносил и Рюрик, когда отдавал последние приказы перед сражением, до сих пор болью отзываются в моем закаленном сердце.
– Ничего не будет! Победитель получил тело, пища и кров оплачены – сильная рука ее встряхнула вместительным кувшином, – ничего больше не будет!
– Почему? Удел женщины – продолжать род человеческий, а Рюрик любит тебя!
– Я не могу родить война, который станет сражаться с моим народом, убивать моего отца и братьев, уводить в полон моих сестер и подруг!
– Но это будет и твой сын! – почему-то мы оба не сомневались, что должен родиться именно мальчик.
– Не смеши меня, – подобие улыбки исказило ее бледное лицо. – Ты же знаешь, если он будет – он будет варягом, а не русичем! Мое влияние на него улетучится, как только он возьмет в руки меч. А уж воином он станет на горе всем врагам вашего маленького племени! – нотки гордости прорвались сквозь отрешенность и тут же утонули в неженской решимости.
– Нет, ничего не будет! – повторила она, и синева ее глаз снова резанула меня не хуже вражеской сабли.
И что я мог сделать, когда сам не понимал ни своего предназначения, ни огромной роли случая в закономерностях жизненного водоворота.
А на следующий день я впервые увидел скупые слезы в зеленых глазах Рюрика. Он разбудил меня рано утром и повел на необитаемую сторону острова, туда, где под обрывистым берегом в тихую безветренную погоду из воды показывались острые наконечники рифов.
– Смотри – его рука чуть приподнялась, указывая на что-то вниз под обрыв, и тут же безвольно опустилась.
Я напряг зрение, хотя и так все понял, и увидел растерзанное тело Снеги, нанизанное на острие рифа.
– Я знаю, ты говорил с ней вчера и знаю, что ты не виновен в ее смерти, – Рюрик не смотрел мне в лицо, его слезы были неожиданны и для него самого, – никому не говори про нее, пусть она просто исчезнет и все.