Отец у Роди был рыбаком, мать — тоже, сестры — а что им оставалось делать?
Вообще-то мать не была на рыбалке уже давным-давно, с тех самых времен, как родила первого ребенка, дочку. Отец, наверно, перекрестился. Не потому, что стал отцом, а потому что теперь можно было заниматься любимым делом в свое удовольствие. Его жена была хорошей женой, готовила прекрасно, да вот только не умела молчать. Количество слов, произносимых в самую незначительную единицу времени поражало воображение. Иной раз даже не было понятно, о чем, собственно, речь. Впрочем, это казалось неважным. Сидеть, молчать и кивать головой — вот и все, что требовалось для беседы.
Рыбалка не терпит суеты, тем более — болтовни. Кое-кто этого не понимал. Поэтому отец забил на местное озеро, где рыбы было — пропасть, и начал осваивать Ладожские просторы. Жена, конечно, этого не сознавала и ругалась, почем зря.
Ладога, или, как еще именовали это огромное озеро, Нево, в отношении улова была капризна: воды много — рыба косяками плавает, где ей вздумается. Зато улов считался успешным только тогда, когда изловленная рыба занимала, если не половину, то, во всяком случае — треть лодки. Главное — вовремя остановиться, не то запросто можно черпануть бортом ладожской водички, и уже самому стать рыбой. Или ладожской нерпой — та еще зверюга. Похожая головой на собаку, а телом — на мешок с опилками, она была по-своему свирепа. Это ее свойство выражалось в отвратительной вони, которая сопровождала этих тварей повсюду. Оно, конечно, понятно — попробуй-ка питайся одной рыбой в самом сыром виде — еще и не на такой запашок пробьет.
Сестры Роди тоже на рыбалку не ходили. Их мама не пускала, да и не очень-то им самим хотелось.
Таким образом, рыбачил только отец, но вся семья продолжала упорно считаться рыбацкой. Когда же на свет появился единственный мальчик, то на роду у него было написано слияние с семейным промыслом, причем — действенное слияние.