Своим постоянным плохим настроением она защищалась — и сама, и близких своих. Это, видимо, и понял старик-колдун, которому довелось помогать маленькому беззащитному мальчишке, на деле — всего лишь способу воздействия на его мать. Насколько тяжело было вылечить Родю, кто старался этому воспрепятствовать и каким образом — узнать не у кого. Умер, говорят, целитель через год-полтора после этих событий. Нашли его на берегу безымянного ручья, впадающего в стремительные воды Обжанки. Никому он не передал своего Дара, видимо, не желая делиться крупицами знания о Родиной матери. А сам мальчишка и не помнил практически ничего, да это и было правильно.
Но сейчас обо всем этом Родя не задумывался. Приняв решение удрать из дому, он ломал себе голову, как сделать так, чтоб его не нашли. Конечно, оставив коротенькую записку (а Родя, как и все ливы был обучен грамоте, о чем свидетельствуют "берестяные" грамоты, все еще попадающиеся в руки и ноги археологов), он никого ни в чем не убедит. Искать будут, и местные колдовщицы обязательно найдут, снарядят отца с мужиками — и конец творчеству. Кантеле всплывет, его разобьют о быт деревни рыбаков, придется всю жизнь ловить рыбу, ее чистить, ее сдавать в пользу домашнего хозяйства, а потом снова ловить.
Судьба, однако, распорядилась по-другому. И самый удачный момент для побега организовала, того не ведая, отвратительно брехливая деревенская собака Шурка.
Этот пес имел обыкновение визгливо лаять на пролетающих ворон, ухмыляющихся на крыше сарая котов, на томно пережевывающих траву коров, на качающиеся ветви кустов — на все, что шевелится. Конечно, если при этом он сидел на привязи, охраняя, так сказать, вверенное ему имущество. А сидел он на привязи всегда — так распорядились собачьей судьбой хозяева, у которых и воровать-то было нечего.
Одним прекрасным утром Шурка, дернувшись по своему обыкновению на лениво проходящую в зоне недосягаемости трехцветную кошку Дусю, к своему и Дусиному удивлению получил возможность не только захлебнуться лаем от стянувшего шею ремня, но и цапнуть кошку за основание хвоста. Вышло не очень сильно, но это, скорее, от неожиданности. Дуся в состоянии полной аберрации по-молодецки крякнула, извернулась, дала Шурке в морду всеми своими восемью когтями и только после этого улетела на крышу сарая в соседнем дворе.
Пес, слегка ошалев, от открывшихся ему новых возможностей, для приличия обнюхался, словно желая выяснить причину внезапно наступившей реактивности у отдельно взятой кошки. Крутя головой без всякого стеснения, осознал: он свободен! Конечно, ошейник и тянувшаяся за ним вожжа присутствовала, но уже не давила на горло песне, готовой вырваться из развернувшейся собачьей груди.