То ли дело в гонке! Там вновь по-настоящему начинаешь ценить каждый глоток воды, кусок черствой галеты, а за возможность соснуть лишний часок, кажется, все готов отдать.
Ралли Париж — Дакар — это ежедневный изнурительный труд на пределе возможного. Я так уставал только первые недели в армии, пока не втянулся. Бог знает, во сколько ложишься, с рассветом встаешь, садишься за баранку автомобиля, мчишься по трассе, буксуешь, подкапываешь свой джип, ремонтируешь его. И так изо дня в день. Усталость накапливается очень быстро. Тут от самой жестокой бессонницы излечишься: уже на вторые-третьи сутки привыкаешь спать в палатке, через неделю спишь, как сурок, в любом положении — лежа на камнях, сидя, на ходу, повиснув на ремнях в болтающейся по ухабам машине.
Но наибольшее удовольствие испытываешь на финише гонки — в Дакаре — от самых простых и обыденных вещей — горячего душа, белых простыней, настоящего черного кофе, чистых скатертей и салфеток на столах...
Думаю, я ответил на главный вопрос — во всяком случае, как сумел. Могу добавить только, что в следующей гонке Париж — Дакар я непременно приму участие, потому что хотя это и «сумасшедший дом на колесах», как говорят некоторые, но, в сущности, штука мирового класса. Я готов гайки крутить сколько угодно, готов перекопать хоть всю Сахару, готов сутками не спать, лишь бы еще и еще раз ощутить себя настоящим — живым человеком, способным справиться с любыми трудностями гонки. И преодолеть себя...
Париж — Дакар
Записал Сергей Большаков
Фудзи-человек
На токийском аэродроме меня встречал глава департамента гляциологии, профессор Фудзи. После сдержанных приветствий мы сели на электричку и через час были уже в Токио. Фудзи взял такси и еще почти через час с ожиданиями в пробках мы добрались до Института полярных исследований — прекрасного пятиэтажного модернового здания на северной окраине Токио Итабаши-Ку («Ку» — значит «район»).
Рядом с институтом стояло такое же современное, но меньшее здание с бронзовой табличкой «Полярный клуб», и я вспомнил, что жил здесь, когда был первый раз в Японии десять лет назад.
В пустынном, открытом вестибюле института на коврике стояло несколько пар разных ботинок и туфель, а рядом — большая, четырехэтажная полка с десятками пар синих шлепанцев разного размера, напоминающих, что здесь надо менять обувь...
Дверь в мою комнату оказалась на 4 этаже. Фудзи открыл ее, и мы вошли в большую комнату с ковром, двумя столами — обеденным и журнальным, диваном и телевизором. Часть ее была отгорожена со всех сторон и образовывала кухню с газовой плитой, микроволновой печью, холодильником, стиральной машиной и шкафом, полным самой разной посуды. Одна из трех дверей из кухни вела в ванную с душем. Еще одна дверь из главной комнаты — в спальню. Я угостил Фудзи московским чаем и сыром, и он сводил меня на маленькую, живописную улочку совсем рядом, где я купил хлеб, рис, овощи, — все, что нужно для питания на первые дни.