Вилков благополучно добрался до вагонетки. Разгрузив ее, осторожно покатил назад.
Павла посадили на тележку и снова пошли вперед. Рельсы раскачивались под ногами, и от страха нас прошибал пот. Шагая по висячей стальной магистрали, мы крепко держались за борта тележки, чтобы не оступиться.
К счастью, переправа закончилась благополучно, и вскоре за мостом мы очутились во владениях Ивана с Ярудея. Старый охотник удивился появлению людей с велосипедами не меньше тех, с кем мы встречались до него. Угощая нас славной ухой, он рассказывал о своем одиноком житье-бытье.
— Жена меня бросила, вот и уехал сюда, живу отшельником. От нечего делать развожу рыбу да дичью промышляю. Сейчас, правда, отпуск у меня, так дома сижу. А то бы не застали здесь.
Иван был богачом по сравнению с семьей Бычиных. Он имел моторную дрезину, моторную лодку. Его владения простирались на семнадцать километров от дома в сторону Енисея.
На моторной дрезине он довез нас до конца своей земли. Дальше лежала река, над которой опять висели рельсы. Быки, вплотную подходящие к берегам, осели, и стальная магистраль выгнулась над водой.
— Боюсь я катиться по этой дуге,— проговорил Иван.
Но экспедиции не оставалось ничего иного, как снова оседлать рельсы.
В Красноселькупе нам сказали: «Вы никогда сами не сможете попасть в верховья реки Турухан». Дело в том, что несколько речек брали свое начало там же, где Турухан. Все они бежали к Енисею, но только Турухан впадал в него. По Турухану велоэкспедиция хотела сплавиться до Туруханска, а оттуда уже перебраться в Норильск.
Пока мы думали-гадали, где и по каким просторам проложить дальнейший маршрут, выяснилось, что шестидесятивосьмилетняя охотница, селькупка Кики-Аки собирается навестить брата, живущего в верховьях Турухана. И она согласилась провести нас.
Сначала Кики-Аки повела нас все по той же насыпи. Мы ехали и шли по ней еще два дня. На одном из привалов я сказал ребятам: «Пойду поохочусь. Что-нибудь подстрелю на ужин». Сошел с насыпи и осторожно стал пробираться к ближайшему озерку. Заметил серых
гусей и, преследуя их, потерял насыпь из виду. Повалил мокрый снег. Он шел почти каждую ночь и переставал лишь утром.
Двенадцать патронов я израсходовал на гусей, так что подать сигнал уже было нечем. Да и если бы патроны были, все равно Павлик с Сергеем, услышав выстрелы, решили бы, что моя охота продолжается.
Я кружил между озерами, здесь их множество, и только под утро, когда начали подавать первые робкие голоса пуночки, наткнулся на возвышенном берегу безымянной речушки, связывающей два озера, на деревянный двухметровый крест. Надпись на нем была неразборчива. Я вспомнил особенности захоронения: «Если встать лицом к надписи на кресте, то перед тобой будет восток, позади запад, а перекладина креста покажет север и юг». Стоя возле этого своеобразного компаса, начал вспоминать, что мы шли по насыпи на северо-восток, а когда я отправился охотиться, то взял влево и ни разу не пересек старую железную дорогу. Крест помог мне. Часа через два я набрел на насыпь и добрался наконец-то до палатки.