В том же памятном 1158-м произошло еще одно событие: герцог саксонский и баварский Генрих, по прозвищу Лев, из рода Вельфов спалил единственный мост через реку Изар около Фрайзинга, чтобы лишить тамошнего епископа доходов от солевой торговли (по реке белое золото переправляли из зальцбургских приисков на север). Новый же мост Генрих построил как раз возле деревни Мунихен — тут имелся небольшой островок посреди реки и сооружение получалось короче.
На «Петровой горке» — единственном холме посреди плоского, как тарелка, Мюнхена — так и стоит самая старая церковь города, Святого Петра. Но самый известный городской собор — построенная уже в конце XV века Фрауенкирхе, освященная во славу Девы Марии.
Колонна Марии (Мариензойле) была установлена на центральной площади в 1638 году после изгнания шведов
Как и почти на всех мюнхенских церквях, на нем лежит тяжелый отпечаток барокко. Его главная, хоть и сомнительная с религиозной точки зрения, достопримечательность — так называемый след дьявола: вмятина в форме человеческой ступни на одной из плит недалеко от входа. В той части, где должен быть отпечаток пятки, имеется некое углубление — след от копыта, как говорят знатоки чертовщины. Вокруг роятся легенды. По одной из них, строитель собора Йорг фон Хальсбах заключил, как водится, пакт с князем тьмы. Последний взял на себя обязанности прораба в обмен на душу первого, кто войдет в храм. Но когда настал час расплаты, хитроумный Хальсбах отказался выполнить обещание на том смехотворном основании, что дьявол скверно сделал свою работу — в церкви нет ни одного окна (на самом деле они есть, но от входа их действительно не видно, а проникать глубже в храм нечистый не отваживался). В ярости он топнул ногой, оставив пресловутый след, и провалился куда следует.
Фрауенкирхе (она же Мариенкирхе, или Мариендом) — символ Мюнхена, а площадь перед ней — сердце города. Воскресным утром приятно смотреть, как сюда собираются прихожане: картинные старушки в шляпках с вуалетками, буржуазные семьи с нарядными детьми, строгие джентльмены в традиционных баварских лоден — стилизованных под «национальную униформу» крестьянских куртках из серого или зеленого войлока. В
Баварии
церковь пока сохраняет свои позиции — если не вероучительские, то по крайней мере социальные. Прихожанами Мариенкирхе были и остаются все, кто имеет вес в городской и общебаварской жизни.
При этом храме долгие годы работал человек с интересным именем Сикстус Лампль (помпезное «Сикстус», напоминающее о римских папах, забавно сочетается с фамилией, которая с южнонемецкого переводится как «зайка»). Лампль всю жизнь скромно прослужил большому и важному делу — был городским инспектором церковных органов. На эти годы (1970—1990-е) как раз пришелся «большой органный ренессанс». Ренессанс — звучит гордо, но поначалу он выражался просто в том, что все общины захотели обзавестись новыми органами, соответственно выбросив старые. И Сикстус Лампль принялся подбирать инструменты, буквально как бездомных собак (которых он, кстати, тоже подбирал). Когда органов набралось с полсотни, Сикстус понял, что ему остается одно: уйти на пенсию и открыть для них специальный музей. Сказано — сделано. «Приезжайте ко мне в Валлей, это совсем недалеко», — приглашает он всякого.