Каюм инстинктивно ощутил опасность, таящуюся в действиях гератской агитбригады, избравшей своим оружием слово. Если дехкане поверят тому, что им скажут, это будет его конец. Безвозвратный.
— Подойди ко мне, Гулям Сахи.— Каюм снова открыл налившиеся кровью глаза.
— Та девчонка из города... Она еще жива? Молчи, я знаю — она жива, а ведь именно тебе я приказал казнить ее. Но ты не сделал этого!
— Погоди,— остановил он слабым движением руки попытавшегося оправдаться парня.— Ты забыл о своем долге властелину нашему Ходже Кадыру. Аллах все видит и ничего не спускает тем, кто плохо служит ему. О, прости нас, небо!..
Каюм сел на лежанку, театрально воздел вверх руки. Потом бросил быстрый взгляд на мальчишку. Того начала бить дрожь. Каюм знал, как подчинить себе этого чахоточного парня, который при одном упоминании об аллахе впадал в истерическое состояние.
— Но моя доброта, Гулям Сахи, поистине беспредельна. Я даю тебе шанс спасти свою душу.— Каюм нагнулся и выдвинул из-под лежанки деревянный ящик.— Держи две гранаты. Одну бросишь на сцену, где будут выступать артисты, другую швырнешь в толпу. И ты это сделаешь, Гулям!
Он протиснулся сквозь толпу перед сценой. Сейчас артисты запоют, и тогда он выдернет кольца из гранат, которые спрятаны в карманах. Один взрыв сметет со сцены агитбригаду, другой в куски разорвет собравшихся здесь дехкан. Начнется паника, и люди Каюма, укрывающиеся за ближними дувалами, откроют огонь. «Если ты не бросишь гранаты, мы тебя убьем!» — сказал ему, усмехаясь, Каюм. Гулям Сахи хорошо знал, что это не пустая угроза: прикончат, еще как! Не дрогнув, как он и сам проделывал не раз.
Революция сбросила гнет навсегда,
Наша древняя родина вновь молода,
И селенья ее, и ее города
Окрылило республики знамя,— воодушевленно пел молодой солист. Его голос, усиленный громкоговорителем, разносился по всему кишлаку.
Пора! Гулям Сахи ринулся вперед, вытаскивая из кармана первую гранату. «Смотри, всевышний, на какие подвиги идет твой верный раб!» — пронеслось в его голове.
Всколыхнись, отчий край!
Ночь уходит — вставай!
Левая рука бандита уже тянулась к кольцу.
Был в цепях ты, но цепи разбиты в бою,
О свободе твоей, край любимый, пою!
Пора! Он дернулся и тут же почувствовал на запястьях чьи-то крепкие руки.
— Тихо,— услышал сзади властный голос.— Пусть люди дослушают песню. А «игрушки» эти мы у тебя отберем.
Несордоку вырвал у бандита гранаты и передал товарищам.
Век за веком тянулся насильственный сон —
Беспробудным, могильным казался нам он...