— Довольны вы результатами вашей работы? — спросил я профессора Палюха.
— До победы еще далеко, — отвечал профессор. — Но все же немалого удалось добиться. Например, парк, разбитый между Катовицами и Хожувом (а вы знаете, что у нас в Силезии трудно определить, где кончается один город и начинается другой, так что если я говорю «между», то это значит, что он на территории и Катовиц и Хожува). Таким парком мог бы гордиться любой город в Польше. Через пять лет у нас будет сорок таких парков, из них двенадцать — уже в этом, 1970 году. Мы добились того, что теперь нельзя насыпать новые терриконы. Землей, добытой из-под земли, засыпают заброшенные шахты. И главное, сажают деревья, новые леса по нашему принципу: «гектар за гектар», гектар, взятый у природы, гектар возвращенный.
Это, конечно, первый шаг. Но главное — что он уже сделан.
Ежи Зеленьский, польский журналист
Перевел с польского Л. Ольгин
О корриде писать трудно. Мои великие предшественники — Бласко Ибаньес, Хемингуэй, Анри де Монтерлан, всех не перечесть, — пробудили интерес к зрелищу. Почему бы и мне вслед за ними не спуститься на арену, вооружившись авторучкой?
В течение полного сезона я ездил с одной «Плеса де торос» («Бычьей площади») на другую с куадрильей Хаиме Остоса; с июля по октябрь я говорил только о «торо» и «тореро». Я не ставил своей задачей «демистифицировать» корриду — сейчас это модно, что только не демистифицируют нынче! Я просто хотел описать ее недрожащей, хотя и любящей рукой. И поскольку сам бой уже был многократно увиден, давайте прежде всего взглянем на то, что ему сопутствует.
Самолет, зафрахтованный Домингином, не смог вылететь из Мадрида в Севилью: погода. Болельщики, знатоки, преданные друзья, смертные враги (как еще определить?) — словом, афисьонадос — в ярости. Он струсил... Тряпка... Липовый сеньор... Те же, кто вчера до небес превозносили своего кумира, сейчас готовы втоптать его в прах. Никто, ни один человек не верит в сказочку о метеоусловиях: коррида неподвластна таким мелочам, как погода.
Луис-Мигель Домингин, бесспорно, занимает место «звезды», на которое не претендовал ни один тореро — даже его зять Антонио Ордоньес. Он красив, даже слишком красив, его обожают женщины. Луис-Мигель самый оплачиваемый матадор: билеты на его выступления в мадридском «Монументален шли у барышников втридорога; говорят, что это самый умный тореро, который лучше всех знает быков. Самые яростные его хулители признают, качая головой: «Сабе демасьядо!» — «Он знает их даже слишком!» С другой стороны, это самый деловой из матадоров: на службе у него состоит мощный штат рекламных агентов, он изысканно одевается, легко говорит по-английски. Знает толк в бизнесе. Короче, это матадор американского склада, сохранивший все внешние атрибуты идальго и Дон-Жуана.