Ночь мы проведем на приисках в качестве гостей супругов-немцев. Николас сам посоветовал нам этот вариант — в пустыне путешествуют рано утром. Садимся в «лендровер» и отправляемся в поселок, состоящий из сборных домов и одного огромного барака, где живут негры. По дороге я вижу из машины, как то и дело из горловин крошечных галерей появляются рабочие, вручную загружающие грузовики. Их, по-видимому, около сотни. Николас объясняет мне, что здесь трудятся в большинстве негры из племен овамбо и гереро. Немало здесь и женщин, особенно на сортировке, требующей большого терпения. Рабочий день десять-двенадцать часов — и никакой сверхурочной оплаты. Зарплата постоянна, точнее — постоянно низка. Черный получает в восемь-десять раз меньше, чем белый, и значительно меньше, чем метис.
Не так давно в этом районе впервые в истории состоялась забастовка: негры прекратили работу, потребовав человеческих условий жизни, повышения зарплаты, права привозить на место работы семью. Забастовка была подавлена в зародыше. Претория немедленно прислала сюда полицию и войска. Десятки человек были арестованы, десятки ранены. Мир, если это можно назвать миром, вновь воцарился на шахтах Юго-Западной Африки.
Герр Лойдец, хозяин шахты, родом из Франкфурта, как, впрочем, и его жена, которая в данный момент приводит в порядок комнату после нашей трапезы из мясных консервов, жареной картошки и, конечно, пива. Брат Лойдеца, в прошлом тоже хозяин шахты, умер год назад. Вернее, покончил жизнь самоубийством. В одно прекрасное утро его обнаружили висящим в шахте, где добывали алмазы. Говорят, на самоубийство его толкнула тоска, которую рождает пустыня... Я выхожу из дома, делаю несколько шагов в сторону, зажигаю сигарету. Про эту ночь не скажешь, что она непроглядна; наоборот, то и дело мерцают какие-то блики, будто хвостатые метеориты гоняются друг за другом по песку. Вдруг я почувствовал на своей спине чей-то взгляд; знаете, такое ощущение, будто кто-то невидимый наблюдает за тобой, иногда возникает в темноте, и тогда по коже ползут мурашки. Но тут послышались шаги и низкий голос спросил:
— Нет ли сигареты, хозяин?
Подошедший оказался негром лет восемнадцати. Должно быть, ему стало совсем невтерпеж, если он решился попросить сигарету у белого. Впрочем, его наверняка подтолкнуло то обстоятельство, что я не из этих мест. Я говорю ему, что я журналист и приехал из Европы.
— Ты знаешь, что это такое, Европа?
— Конечно, хозяин: Лондон, Париж... хозяин.
Он без конца вставляет этого «хозяина» — ведь здесь, на юге Африки, все белые — хозяева.