— Двадцать три? — рассеянно спрашивает старик, силясь вспомнить, о чем идет речь. — Двадцать три? Ну уж нет. Мы хотим тридцать. И ни одним сентаво меньше.
— Тогда можешь забирать это барахло и убираться прочь.
На лбу старика взбухает вена, он долго кашляет. Серые губы шевелятся, но, погасив ненависть во взгляде, он наклоняется над мешком и шепчет:
— А что? Почему же не убраться? Пойдем в «Уирапуру». Там, глядишь, наш товар оценят по справедливости. — Он снова взглядывает исподлобья на Ричарда и кладет в мешок глиняную куколку, потом еще что-то. — Там есть интерес к такому хламу. Там и тридцать пять можно запросить.
Ричард наливает полстаканчика кашасы, ставит на стол, вновь отворачивается к окну и говорит:
— Так как? Отдашь за двадцать четыре?
— Нет, двадцать четыре мы не хотим. Хотим тридцать.
— Ну, не хочешь, дело твое. Тащи свой хлам в «Уирапуру», там тебе за него и двадцати не дадут.
Ричард уходит за ширму и тут же появляется снова.
— Иди с богом. И больше ко мне не ходи. Но чтобы ты знал, как я к тебе хорошо относился, прими от меня подарок.
— Какой подарок? — вскидывается старик.
Ричард протягивает ему топорную деревянную игрушку: в маленькой круглой бочке сидит на корточках красноносый старичок.
— Это что же такое? — заинтересованно спрашивает Исидоро, осторожно беря игрушку.
— А ты потяни его за голову.
Старик двумя заскорузлыми негнущимися пальцами берется за голову куколки, тянет ее вверх. Раздается писк.
— Продайте мне его. Или давайте обменяемся. Я дам вам за него пять языков пираруку.
— Еще чего! Я продаю такие игрушки по семь пятьдесят, а языки у тебя покупаю за семьдесят сентаво. Выходит, ты опять хочешь меня, своего друга, надуть: взять игрушку фактически за три пятьдесят? Так дело не пойдет.
— Ну а что вы хотите, сеньор? Что вам дать за него?
— Я отдам ее тебе даром, подарю, если ты мне уступишь свой товар за двадцать три.
Старик, запустив пальцы в седые волосы, зажмурился.
— Двадцать три? Эх, мало! Ну хотя бы двадцать пять!
— Нет, двадцать три. И ни сентаво больше.
Старик опять тянет игрушку за голову. Ох, и обрадуется жена!
— Ладно, забирайте! Двадцать три так двадцать три!
Торопливо сует игрушку за пазуху, хватает мешок и выкидывает все, что уже уложил в него. Швыряет на стол индейские бусы, змеиные шкурки, крокодильи зубы и весело похохатывает:
— Ох, покажу старухе! Ох, смеяться она будет!
Ричард достает из шкафа толстую конторскую книгу, листает ее.
— Где у меня тут твоя страница? Бэ, сэ, дэ, вот и ты: «Исидоро».