— Вы ее поймали? — спросил я, щурясь от боли.
— С трудом, — ответил он, указав на полицейский фургон, который стоял неподалеку с включенной мигалкой. — Впрочем, она уже набегалась к тому моменту, когда спустилась вниз.
Я повернулся к Фармеру спиной, чтобы показать сковавшие меня наручники. Он дал команду полицейскому снять их, и я, как только это было сделано, привалился к стенке, потер запястья, потом осторожно прикоснулся к шишке. Мне казалось, что я вот-вот лишусь чувств.
— Чарли, — Виктория шагнула ко мне, — как ты?
— Буду жить, — ответил я.
— У тебя сотрясение мозга?
— Думаю, да.
— Чем она тебя ударила?
Я указал на картину, которую полицейский сжимал в руке.
— Ох!
— Именно так. Но все лучше, чем ножом. Как Пьер?
— На пути в больницу, — ответил Фармер.
— А потом, надеюсь, он вернется домой.
— Мы подумаем.
Я встретился с ним взглядом, но ничего интересного не почерпнул. И решил задать вопрос, который волновал меня больше всего.
— А что со мной? Я — чист?
Фармер дал знак полицейскому, который арестовал меня, отойти в сторону. Как только тот оказался за пределами слышимости, Фармер наклонился ко мне и прошептал:
— Я говорил со своими клиентами. Они склоняются к тому, чтобы не втягивать вас в эту историю.
— Это самое меньшее, что они могут сделать, — вмешалась Виктория.
Фармер холодно глянул на нее, вновь повернулся ко мне.
— Вам, естественно, придется покинуть Францию. До отъезда за вами будут следить.
— И сколько у меня времени?
— Сутки. Они ожидают, что этого вам хватит, чтобы собрать вещи.
— И куда он должен уехать? — спросила Виктория.
— С этим мы разберемся. — Я сжал ей руку. — Ты поможешь мне принять решение.
Возможность поговорить с Викторией появилась у меня только во второй половине следующего дня, уже в аэропорту Шарля де Голля. До этого я проспал десять часов и практически восстановился после полученного удара в висок. Потом по договоренности с Фармером и под присмотром полиции я вернулся в квартиру и забрал вещи. В аэропорту я заплатил за две чашки кофе, для себя и Виктории, мы нашли уединенный уголок, где и сели в кресла, рядом со своими чемоданами.
— Это беспредел, — заявила Виктория, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Ты думаешь?
— Конечно. Сначала ты возвращаешь им бесценную картину Пикассо, которой музей мог лишиться навсегда. Потом находишь убийцу. И что получаешь взамен от французского государства?
Я глотнул кофе.
— Я признался в краже, Виктория. И не мог ожидать, что они сделают вид, будто этого не было, и позволят мне продолжать в том же духе.
— Не понимаю, почему.