.
Если даже брать эти обличения подвижников с поправкой на время и на их недоверие ко всему мирскому, нельзя всё же не согласиться, что никто при помощи искусства не спасся и что лежащее в основе его эстетическое чувство уже само по себе рядом с блаженством, обетованным религией, - неблагодатно.
Художественный образ, обладающий силой галлюцинации и исходящий из источника, как мы установили, неблагодатного, не может быть иной породы, как только демонской. Лишенное этой демонской силы, без-образное искусство - мы видели тому достаточно примеров - перестает быть искусством. Отсюда обнаруживается враждебность - не общность - религиозного опыта и опыта так называемого художественного творчества. Художник творит на свой страх, своим малым человеческим разумом, подчиненным подсознательным темным силам. Новое же искусство эту зависимость от подсознательного кладет во главу угла своего метода - что же такое метафорический стиль, как не игра на ассоциациях бесконечно малых подсознательных величин.
Прав был М., чувствуя свое искусство страшным, диавольским, освобождающим неизвестные силы. Прав был А.Л. Бем, испытывая суеверный страх перед стихами метафориста Мамченко. Тот же страх дóлжно бы чувствовать к каждому художественному произведению.
И тем не менее, как бы ни была глубока эта бесовская природа искусства, моментами, проблесками для него возможна благодать сверхсознательного. Даже в нашем русском, сравнительно малом опыте чудо такое однажды совершилось. Впрочем, чудеса, как известно, ничего в мировом греховном порядке не меняют.
Тут я имею ввиду державинскую оду «Бог», произведение единственное в своем роде, где процесс творчества кажется слившимся с чем-то подобным духовному озарению[769]. И все обстоятельства, сопровождавшие появление этой оды, необычны. Следуя внезапному творческому порыву, Державин бежит из суетной столичной обстановки, бросив дом в самый разгар житейских забот, и в дороге на постоялом дворе, там, где захватило его нечто, условно называемое вдохновением, в полном уединении, заслонив ставни, отдается писанию... Состояние его в то время было близко религиозному озарению; в темноте он видел мистический свет, перебегавший по стенам, из глаз его текли слезы...
Ода «Бог» была написана в 1784 году. Ровно 150 лет спустя в русской поэзии произошло событие подобное, приближающееся к державинскому чуду. В 1934 году в эмиграции погиб никому не известный юноша Николай Гронский. При жизни им была издана лишь брошюрка с тремя стихотворениями, да еще несколько стихотворений напечатано в разных зарубежных журналах. После трагической его гибели (Гронский погиб под вагоном парижского метро) в «Последних Новостях» (от 9 дек. 1934) была целиком напечатана поэма «Белладонна» - и сразу стало ясно, что среди нас жил поэт исключительный, значение которого, надо думать, со временем вырастет, а не растворится в забвении.