Рузанна позвонила домой и предупредила, что задержится.
— Вас тоже целый день не было дома, — напомнила она Гранту.
Художник, склонившись над столом, штриховал лист бумаги.
— У нас нет телефона. Да никто и не будет обо мне беспокоиться.
Рузанна покачала головой.
— Это грустно.
— Это прекрасно! — воскликнул Грант.
— Значит, вас никто не любит.
— Сестра и мальчишки любят. — Он сказал это улыбаясь. — Неужели вы тоже думаете, что любовь выражается словами: «Куда пошел?», «Когда придешь?», «Смотри, не опаздывай!», «Имей в виду, я не буду обедать, я не усну, пока ты не вернешься!» И вот человек весь связан, спеленат, удушен любовью.
— Но ведь когда любишь, естественно беспокоиться!
— О чем? — Грант протянул к ней руку. — О чем? Отнимут любовь? Тогда она немногого стоит. Или любовь попадет под трамвай? Но ведь это так редко случается.
Рузанна рассмеялась.
— У меня мало опыта в этих вопросах.
— Я знаю, — просто сказал Грант.
И ей стало неловко. Она подумала: «Ведь я старше его на восемь лет…» Но слушать его было интересно. Еще ни с кем не говорила она о таких вещах.
— Любовь можно сберечь — я в этом убежден. И не только любовь мужчины и женщины — всякую. Она охраняется радостью, доверием и прощением.
— Нет, — горячо возразила Рузанна, — не прощением. Прощать нельзя.
— Именно, в первую очередь, прощением, — перебил ее Грант. — Я знаю, о чем вы думаете. Измена, предательство — я не об этом. Это сложно и в каждом случае — по-разному. Я говорю о том, что каждая любовь ежедневно нуждается в маленьком прощении. Лишнее слово, неловкое движение, разное отношение к людям, к природе… Наконец, кривой палец, жесткие волосы…
Он указал на свой искривленный мизинец.
Рузанна, смеясь и волнуясь, тронула его голову. Волосы не были жесткими…
Очень резким показался переход от темной комнаты к ярко освещенному кабинету Апресова, от разговора о невещественном, скрытом — к обычной деловой бёседе.
Но тут Рузанна чувствовала себя гораздо увереннее. Она знала, что Апресов считается с ее мнением, и только боялась спрашивать себя, движут ли ею в эту минуту интересы дела или какие-то личные чувства.
Сущность дела она изложила сухо и коротко.
— А это не причуды гения? — Спросил Апресов. — Деньги же полетят.
Рузанна положила перед ним смету.
Апресов откинулся в кресле.
— Я слышал, в Тбилиси был в прошлом веке художник, за бутылку вина писал — на жести, на картоне, на куске дерева. Вывески для духанов писал. Сейчас эти его вывески — на вес золота. Шедевры. А мы, понимаете, нянчимся…
Он наклонился над бумагами.
— Сетка Рабица… Ну что ж, лучший выход. Но ведь дорого. Деньги-то государственные.