Я знаю, потому что помню, как это было в первый раз, когда мыслящая часть аппарата объясняла остальным геополитическую теорию зеркального отражения. Вкратце она сводится к шекспировской реплике: «Чума на оба ваши дома».
«Свинцовые мерзости отечественного быта, — рассуждали партийные стратеги, — уравновешивались пороками противника: они так хорошо живут, потому что вешают негров».
Оппозиция была немногим лучше. Логика борьбы двух идеологических систем подразумевала существование ничейной земли, которую считали обетованной даже такие образованные люди, как нелегальный марксист Зяма Кац, с которым мы дружили в Риге.
Лишь обжившись в Америке, я стал замечать, что Холодная война была, как теперь говорят, асимметричной. Напрасно я ждал, что в США плохую коммунистическую пропаганду заменит хорошая капиталистическая. По восточную сторону фронта сражались с химерами, которых на Западе не видели, не знали и плохо могли себе представить. В конце концов, коммунизм никогда (во всяком случае, за пределами Гарварда) не был серьезным искушением для американцев. А когда его таковым счел полоумный сенатор Маккарти, страна села в лужу именно потому, что ее реакция оказалась зеркальной.
Для противников Холодная война означала вовсе не одно и то же. Рейган, назвав СССР «империей зла», спорил не с идеями, а с практикой, которой, как в случае все той же Берлинской стены, трудно было обрадовать вменяемого человека. Советская жизнь опиралась на идеологию, которой в Америке не было вовсе. Это в конечном счете и сделало западную жизнь неоспоримой, как, собственно, всякую жизнь, лишенную общей цели и государственного умысла.
Сегодня, оставшаяся без идейного врага власть стремится вернуть противника, создав его, глядя в зеркало, — по своему образу и подобию. О том, как это делается, можно судить по отношению к «закону Магнитского».
«Никто не знает, отчего умер Магнитский», — пишет популярный публицист, хотя об этом знают все, включая публициста. Объявлять эту смерть таинственной ему понадобилось для того, чтобы найти ей зеркальное отражение в кончине Милошевича, которого, как намекает текст, якобы запытали до смерти западные тюремщики в застенках Гаагского трибунала. Смысл этой параллели, однако, не столько в том, чтобы обелить убийц Магнитского, сколько в том, чтобы найти им ровню по другую сторону границы. В этом, собственно, и состоит гнусная миссия зеркального мифа.
«Жизнь ужасна, — объясняет он соотечественникам, — мир уродлив, власть несправедлива, правды нет, закон, что дышло, но ведь не у нас, а — всюду. А раз так, то не стоит и рыпаться».