Месяц спустя он приплыл манящей походкой чуть ли не с подмазанными глазами… и наконец, через полгода Алекс вообще не узнал его, пока тот не заговорил: подошел такой помятый неудачник, словно им что-то очень долго протирали.
А в последний раз оказался с мелированным ирокезом, и, кажется, дыша марихуаной.
Потом еще он померещился в толпе: с бородой-когтями, по три когтя на щеку.
Также у него случались разные голоса — от рыка до мурлыканья… Однажды голос был не голос, а — медная валторна! Это он говорил про охоту с гончими на лося:
— Сука моя порезала лапу… где она этот острый камешек выкопала… рылась, дура.
Алекс в первой жизни был настройщиком пианино. В этот день, перед встречей с десятилицым, он в одном доме раскрыл пианино — мышата побежали в разные стороны. Там оказалось гнездо мышиной мамаши. А со вторым пианино сначала была тупиковая ситуация. Ливень, холод, заныл зуб… И еще хозяйка говорит:
— Дочь забыла оставить деньги… Извините. Нечем заплатить.
Поразительно! Что за люди! Вот уж неудачный день — так до конца!
Но профессиональное любопытство взяло вверх, и Алекс со вздохом раскрыл инструмент.
Престарелая дама удалилась готовить чай, громко обещая прилить апельсинового ликера. А он начал выдирать паутину — из-под нее устало посмотрел на него изобретатель громоотвода Франклин! Стодолларовые купюры были кое-где потрачены молью. Но они вполне годились. Ему очень хотелось их взять: как раз нужно было расплачиваться с сиделкой жены. Но все же отдал хозяйке, а потом поменял три струны (за это отдельная плата!) и сделал огромный глоток чая с ликером.
— Просто апельсиновая роща, — просипел он. — Будто в детство попал.
Она заплатила ему долларами в пересчете на двести евро и немного сверху. На этом основании он и зашел в бар с цветком-ожогом, оправдывая себя: закажу горячее пиво с корицей, полечусь от надвигающейся простуды.
Когда-то он сказал жене:
— Деньги — лучшая роль второго плана. Не главное в жизни… но среди второстепенного — на первом месте.
Анна тогда рассказала, что в десять лет не мечтала иметь миллионные миллионы, а хотела зимой работать в трамвайном депо — стекла вагонов руками… согревать, чтобы лед растопился, и людям можно было в окна смотреть. Мать ей говорила: “Да, я знаю: ты мечтаешь простудиться, лежать в больнице и ждать, чтобы много людей пришло тебя благодарить: ведь ты протаяла им такие горизонты в окнах! А потом они все стали бы твоими друзьями. И все вы такие благородные, хорошие! И только недобрая мать, угрюмая от недосыпа, должна думать, где брать средства на лечение!”