…
Александр следуя своей старой традиции, решил не использовать англицизмы в названиях, поэтому, выпускников Императорской школы 'Выстрел', именовали 'императорские егеря' или просто 'егеря'.
Впрочем, подобные долгие и нудные беседы, при общем офицерском собрании, плохо сработавшихся командиров, шли долго. Императору приходилось проговаривать очень многие вещи, касающиеся характера боев в предстоящей кампании. Особенно в плане борьбы со страхом перед постоянным недостатком боеприпасов. Кроме Михаила Скобелева, которого взращивал Александр практически самостоятельно, в его армии на командных постах стояли офицеры старой закалки. Да, они прошли курсы переподготовки и на словах понимали, что нужно делать. Но не всегда и не все. Слишком крепко засела в них старая пагубная практика. Особенно у ветеранов обороны Севастополя. Ведь именно там и тогда имелась ситуация, когда осажденные русские солдаты были вынуждены ползать по всей передовой и собирать пули противника, дабы переплавить их и пустить в дело. Это звучит дико, но, к сожалению, имело место быть. И, согласитесь, после таких обстоятельств, запечатлевшихся в память кровью и болью, сложно перестроить характер мышления.
…
— Николай Иванович, — обратился Император к главному интенданту Российской Императорской армии, — поясните товарищам наше текущее положение в плане наличия боеприпасов.
11 мая 1870 года, 3 часа 20 минута по московскому времени. Кишинев.
Дмитрий Петрович проснулся от громкого крика: 'Рота, подъем!', который буквально подкинул его на постели. Нет, это был не крик. Скорее рев. Дежурный сержант Петров, будучи обладателем мощного голоса, крайне низкой тональности, развернулся от души. Поэтому, даже не смотря на то, что спал поручик Игнатов не в солдатской казарме, а в близстоящем офицерском корпусе, проснулся он легко и просто. Что испытали на себе младшие чины от столь бодрящего крика ему даже и думать не хотелось. Буквально пару минут спустя постучались в дверь.
— Войдите. — Заглянул дежурный по роте.
— Дмитрий Петрович, полк подняли по тревоге. Всех офицеров просят привести себя в порядок и быть через четверть часа на плацу.
— Неужели началось?
— Похоже на то.
…
Полковник Николай Федорович Бардовский оглядел спокойным взглядом построенных ровными кирпичиками солдат и, выждав для пущего напряжения еще секунд десять, начал.
— Товарищи. Позавчера в полночь истек ультиматум, требующий от турецкого султана признания права на свободный проход русских кораблей по Босфору и Дарданеллам. Стамбул даже не соизволил ответить на послание нашего Императора. Кроме того, задержал всех подданных Его Императорского Величества, находящихся в это время в пределах турецкой столицы без каких бы то ни было на это оснований. В связи с чем, вчера в три часа пополудни дипломатической миссии Османской Империи в Москве было передано уведомление об объявлении войны. — Николай Федорович выдержал паузу, наблюдая реакцию солдат и офицеров. Но в глазах каждого чувствовалось невозмутимая уверенность. Все — от солдата до полковника знали, что скоро война с Турцией и готовились к ней как физически, так и морально. Они были готовы. — Час назад я получил приказ из штаба корпуса. Нам надлежит немедленно начинать приготовления и в шесть утра, после молебна, выступать в нашу последнюю войну с Османской Империей. Последнюю войну потому, что Его Императорское Величество просит нас ударить по ней так, чтобы она разлетелась вдребезги под напором русского оружия. Разбить ее раз и навсегда! Прекратив этот вековой спор и прибить наш щит на ворота Царьграда! … Ура!