«Ах да, — вспомнил Колян. — Это ведь я должен выпить… Не буду!»
Он решительно отставил водку, но тут на него прикрикнула Нинка.
С неохотой и сожалением Цоколев выцедил мерзкий самопал, оставив, однако, левый глаз приоткрытым, чтобы не пропустить момент исчезновения. И опять промахнулся. Гость исчез лишь после того, как выпила сама Нинка. Впрочем, оно и понятно: Витюлек ведь был порождением ее фантазии. Так сказать, мужчиной ее грез…
* * *
А потом и Нинка куда-то пропала. Наверное, вышла. Оставшись вновь наедине с дульным тормозом, Колян затосковал. Ну почему? Почему Витюлек — горячка, а пушка — реальность? Почему не наоборот? С ним так хорошо, а с ней так неуютно! Ну не вписывается она в квартиру, хоть убей…
Колян всхлипнул и, взяв бутылку за горлышко, поглядел на просвет. На донышке еще плескалось.
«Вот так и мы, — подумалось ему. — Живем-живем, а потом смотрим: жизни-то — чуть на донышке…»
Хотел зарыдать, но тут возникла из воздуха ухватистая лапа, изукрашенная синеватыми крестиками, перстнями, датами, именами, и бутылку решительно изъяла. Колян даже рыдать раздумал.
Поднял голову и увидел перед собой двух рослых незнакомцев, один из которых неспешно прятал в карман отмычку, а другой брезгливо рассматривал водочную этикетку. Потом простер руку и, повторяя беспощадный жест Нерона, повернул бутылку горлышком вниз. Водка что-то пролепетала торопливо — и вылилась.
— Ну ты, начитанный! — тихо и задушевно обратился изверг к Николаю. — Минздрав предупреждает: завязывай бухать! Шланги вырву и на кулак намотаю, понял?
— Паяльничком его, паяльничком! — подтявкнул голос из санузла.
Незнакомцы изменились в лице и переглянулись. Владелец отмычки нахмурился, вышел в коридор, скрипнула дверь туалета — и в тот же миг Коляна изумил истошный вопль, впрочем, быстро перешедший в хрип… Слышно было, как убийца открывает кран в ванной и моет руки.
Цоколев сидел окаменев.
— А не вякни он из сортира, — назидательно молвил татуированный, — глядишь — и жив бы остался…
Вытирая руки о штаны, вернулся тот, что с отмычкой. Недобро взглянул на Цоколева.
— Тебя… — мечтательно процедил он. — Тебя, а не его, замочить бы…
— За что? — прошелестел Колян сухим горлом.
Лицо у незнакомца дернулось.
— Родина гибнет! — хрипло сказал он. — Союз распался, Россия по швам трещит, а тебе все мало, глотка твоя луженая?! Ну вот хоть каплю еще выпей, Цоколев, хоть пробку еще лизни…
Закончить угрозу ему не удалось. Бесшумно ступая, в комнату вошло человек пятнадцать — все самого разного возраста, разного телосложения, по-разному одетые, однако род занятий был как бы оттиснут на лбу у каждого крупным шрифтом.