— Пожалуй, надолго. Кто знает? Может, навсегда…
— Даже так? — спросил я.
— Ну, как сказать… Почему бы и нет. Город мне нравится, чрезвычайно нравится! Вся атмосфера — ах! Люди! И — что немаловажно — социальное положение художника, пусть и совсем неизвестного, превосходное, лучше не бывает…
— Ты завязал приятные знакомства?
— Да. Не много, но очень хорошие. Тебе, например, порекомендую одно семейство… Я познакомился с ними на карнавале… Карнавал здесь восхитительный!.. По имени Штайн. Даже барон Штайн.
— И что это за дворянство?
— Что называется, денежное. Барон вел дела на бирже, раньше и мел в Вене огромное влияние, вращался исключительно среди их сиятельств и тому подобное… Потом вдруг ударился в декаданс, вышел из дела — поговаривают, примерно с миллионом — и вот живет здесь, пышно, но со вкусом.
— Еврей?
— Он вроде нет. Жена скорее всего да. Впрочем, могу только сказать, в высшей степени приятные, утонченные люди.
— И дети есть?
— Нет. То есть да… девятнадцатилетняя дочь. Родители очень милы. — Он на мгновение как-то смутился, а потом добавил: — Я серьезно тебе предлагаю. Позволь мне тебя там представить. Мне бы это доставило удовольствие. Ты против?
— Ну что ты, еще как «за». Буду признателен. Хотя бы ради знакомства с девятнадцатилетней девушкой…
Он покосился на меня, а затем сказал:
— Ну и прекрасно. Тогда не будем откладывать. Если тебе удобно, завтра в час-полвторого я за тобой зайду. Они живут на Терезиенштрассе, в доме двадцать пять, второй этаж. Буду очень рад познакомить их со своим школьным другом. Договорились.
И в самом деле уже на следующий день около обеда мы звонили в дверь на втором этаже элегантного дома на Терезиенштрассе. Возле звонка толстыми черными буквами значилось имя барона фон Штайна.
Всю дорогу Паоло был возбужден и чуть ли не по-озорному весел; но пока мы ожидали, когда нам откроют, я заметил в нем странную перемену. Все в нем, кроме нервного подрагивания век, стало абсолютно спокойно — насильственным, напряженным спокойствием. Он слегка вытянул голову вперед. Кожа на лбу натянулась. Он напоминал резко навострившее уши животное, которое, напрягши все мышцы, к чему-то прислушивается.
Слуга, унесший наши визитные карточки, вернулся с просьбой ненадолго присесть — госпожа баронесса скоро выйдет — и открыл дверь в небольшую комнату с темной мебелью.
При нашем появлении в эркере, выходившем окнами на улицу, поднялась юная дама в светлом весеннем туалете и, вопросительно прищурившись, мгновение помедлила. «Девятнадцатилетняя дочь», — подумал я, невольно покосившись на своего спутника, который шепнул мне: