Пока он усаживался, она смотрела на него долгим внимательным взглядом, выдвинув при этом нижнюю губу, а затем отвернулась обменяться парой слов со стоявшим позади супругом. Это был высокий крупный мужчина с зачесанными кверху усами и добродушным загорелым лицом.
Когда началась увертюра и госпожа фон Ринлинген перегнулась через бордюр, господин Фридеман скосил на нее быстрый, торопливый взгляд. Она надела светлый вечерний туалет, даже — единственная из присутствующих дам — с небольшим декольте. Рукава очень широкие, взбитые, белые перчатки до локтя. Сегодня в ней появилось что-то роскошное, накануне, когда она была в белом жакете, не так бросавшееся в глаза; грудь вздымалась полно и медленно, а узел светлых рыжеватых волос низко, тяжело опустился на затылок.
Господин Фридеман сделался бледен, намного бледнее обычного, а на лбу под гладко зачесанными светло-каштановыми волосами проступили мелкие капельки. С покоившейся на красном бархате бордюра левой руки госпожа фон Ринлинген стянула перчатку, и он все время — с этим ничего нельзя было поделать — видел округлую, матово-белую руку, по которой, как и по кисти без украшений, шли бледные-бледные голубые прожилки.
Запели скрипки, в их пение с грохотом ворвались духовые, пал Тельрамунд, в оркестре воцарилось всеобщее ликование, а маленький господин Фридеман сидел неподвижно, бледный, тихий, низко втянув голову в плечи, прижав указательный палец к губам, а другую руку заложив за отворот пиджака.
Пока падал занавес, госпожа фон Ринлинген встала и направилась с супругом из ложи. Господин Фридеман, не глядя в ее сторону, проследил за ними, легонько промокнул носовым платком лоб, резко встал, подошел к двери, ведущей в коридор, снова вернулся, сел на свое место и неподвижно застыл в той же позе, в какой сидел раньше.
Когда прозвенел звонок и соседи вернулись, он почувствовал, что глаза госпожи фон Ринлинген направлены на него, и невольно поднял к ней голову. Взгляды их встретились, но она вовсе не отвернулась, а продолжала без тени смущения внимательно смотреть на него до тех пор, пока он, поверженный, униженный, не опустил глаза. При этом он стал еще более бледен, и в нем взмыл странный сладковато-едкий гнев… Зазвучала музыка.
К концу этого действия случилось так, что госпожа фон Ринлинген уронила веер и он упал на пол возле господина Фридемана. Оба нагнулись одновременно, но она подняла веер сама и с улыбкой, показавшейся насмешливой, сказала:
— Благодарю.
Их головы очутились совсем близко, и он невольно вдохнул на мгновение теплый запах ее груди. Лицо его исказилось, тело съежилось, а сердце застучало так отвратительно тяжело и гулко, что прервалось дыхание. Он посидел еще полминуты, затем отодвинул кресло, тихонько встал и тихонько вышел.