И он надел черный воскресный костюм, взял цилиндр, трость и, часто дыша, быстро направился через весь город в южное предместье. Не замечая никого вокруг, погруженный в экзальтированную прострацию, он при каждом шаге старательно поднимал и опускал голову, пока не очутился в каштановой аллее перед красной усадьбой, на входной двери которой можно было прочесть: «Подполковник фон Ринлинген».
XII
Тут его охватила дрожь, и сердце судорожно, тяжело заколотилось о грудь. Но он пересек входную площадку и позвонил в дом. Вот и решилось, назад пути нет. Пусть все идет как идет. Все в нем вдруг мертвенно стихло.
Дверь распахнулась, вышедший на площадку слуга принял визитную карточку и заторопился с ней вверх по лестнице, застеленной красной дорожкой. На эту дорожку господин Фридеман неподвижно таращился до тех пор, пока вернувшийся слуга не объявил, что госпожа просит подняться.
Наверху у двери в салон, где он ставил трость, господин Фридеман кинул взгляд в зеркало. Лицо было бледным, волосы над покрасневшими глазами прилипли ко лбу, а рука, державшая цилиндр, неукротимо дрожала.
Слуга открыл дверь, и господин Фридеман вошел. Он очутился в довольно большой, сумрачной комнате; шторы на окнах оказались задвинуты. Справа чернел рояль, а по центру вокруг круглого стола были расставлены обитые коричневым шелком кресла. На левой торцовой стене над диваном в тяжелой золотой раме висел пейзаж. Стены тоже задрапированы темным. В глубине, в эркере стояли пальмы.
Прошла минута, прежде чем госпожа фон Ринлинген откинула справа портьеру и приблизилась к нему, бесшумно шагая по толстому коричневому ковру. На ней было простое платье в черно-красную клетку. Сноп света из эркера, где плясала пыль, упал прямо на тяжелые рыжие волосы, так что они на мгновение вспыхнули золотистым огнем. Она испытующе устремила на него свои странные глаза и, как всегда, выдвинула нижнюю губу.
— Сударыня, — начал господин Фридеман, глядя на нее вверх, так как доходил ей лишь до груди, — я со своей стороны также хотел нанести вам визит. К сожалению, когда вы почтили моих сестер, я отсутствовал и… весьма о том сожалею…
Он совершенно не знал, что еще сказать, но она неумолимо смотрела на него, словно заставляя говорить дальше. Вся кровь вдруг бросилась ему в голову. «Она хочет меня помучить, посмеяться! — подумал он. — И видит насквозь. Как дрожит ее взгляд…» Наконец она сказала высоким и таким чистым голосом:
— Очень любезно, что вы пришли. Мне также давеча было жаль не застать вас. Будьте так добры, присаживайтесь.