— Но ты меня неправильно поняла! Ситуация оказалась намного сложнее, чем показалось на пароходе! Уверяю тебя, я пришел к тебе не за тем, чтобы просто лечь с тобой в постель...
Она рассмеялась мне в лицо.
— Ах, так?
Зазвонил телефон.
— Пусть звонит! — сказал я, огорченный тем, что меня прервали.
Она тут же схватила трубку: «Алло».
Она замолчала, и когда я стал пристально за ней наблюдать, я увидел, что выражение ее лица стало мягче и резкая линия губ разгладилась. Она отвернулась от меня, чтобы я перестал за ней наблюдать.
— О, привет... Да, Алисия сказала мне, что ты сегодня приезжаешь... Приходишь в себя после полета? Я сочувствую. У меня был адский полет из Пуэрто-Рико в прошлую субботу... О, просто каникулы. Жуткая духота и ужасные люди, я больше никогда не хочу видеть ни одной пальмы... Что такое? Подарок Постумусу? О, ему это понравится! Ты должен прийти завтра... о, в любое время. Постумус встает в пять тридцать, если повезет, в шесть и уходит в детский сад без четверти девять. Затем в полдвенадцатого он возвращается домой, до четырех дает прикурить своей няньке; а затем смотрит телевизор до тех пор, пока его насильно не отрывают от него... Да, они все в порядке, спасибо. В следующем году Эрик поступит в Чоэт — не правда ли, как бежит время? Ладно, послушай, дорогой, я... завтра пообедать?.. Я не уверена... хорошая ли это мысль? Это нас бы слишком разволновало, и тогда... хорошо, зайди, чтобы передать подарок для Постумуса, а там посмотрим, какое у нас будет настроение... Это ужасно, смерть президента. Послушай, сейчас мне пора идти — что-то кипит у меня на плите... хорошо. Пока. — Она повесила трубку и стояла, глядя на телефон.
— Себастьян? — спросил я наконец. — Что он делает здесь, в городе?
Она посмотрела на меня с удивлением.
— Я думала, что ты все об этом знаешь. Алисия сказала, что это командировка.
Я смутно вспомнил, что Корнелиус собирался вызвать Себастьяна, чтобы обсудить с ним неприятности в Лондоне с Рейшманом.
— Ах, да. Я теперь вспоминаю. Это вылетело у меня из головы.
Она подошла к буфету и стала наливать себе выпивку.
— Ты можешь теперь уйти? — сказала она через плечо. — Мне надоело, как ты здесь шныряешь, как персонаж из пьесы Теннесси Уильямса. Какого черта ты выглядишь таким сексуальным? Я тебя всегда считала бесполым холостяком Скоттом, как только твоя нога ступила в Нью-Йорк.
— Скотт умер.
Мартини разлилось. Она повернулась, чтобы посмотреть на меня, и мы смотрели друг на друга, но она не спросила, что я имел в виду.
Я подошел к аквариуму, где красные рыбки охотились друг за другом, исполняя странный ритуал ухаживания, но когда я повернулся, чтобы посмотреть на нее снова, все что она сказала, было: