Я посмотрела на отца и удивилась тому, как много он знает.
— Как же ты хорошо знаешь Скотта, папа, — воскликнула я внезапно.
— Слишком хорошо, — ответил он.
— Ты уверен? — спросила я, глотнув мартини. — Я не могу понять одного, почему ты позволил ему манипулировать собой так долго?
— Он мной не манипулировал.
— Но...
— Ты, также как и все, неправильно все поняла. Не Скотт манипулировал мной, а я им. На протяжении всего времени я обманывал всех, даже самого Скотта.
Я была поражена и уставилась на него.
— О чем ты говоришь?
— Ты до сих пор не можешь понять, что произошло?
— Мы либо говорим о разных вещах, либо не понимаем друг друга.
— Я в этом сомневаюсь, но давай посмотрим на ситуацию глазами Скотта, чтобы ничего не пропустить. Ведь Скотт думал, что, если он поступит работать в банк, станет работать как раб и сделается мне совершенно необходимым, что он и сделал, то он в конце концов будет держать банк в своих руках. У него была великолепная теория, которую он внушал мне во время наших бесчисленных ночных шахматных партий, так что при некоторых обстоятельствах я был вынужден передать банк ему в руки из чувства вины; мне полагалось сделать широкий жест, когда придет время уходить на отдых... Почему ты так смотришь на меня, ты не согласна?
Я только и могла сказать:
— Итак, ты знал, ты все знал.
— Конечно! Своими намеками Скотт дал мне это понять. Какие глупые мысли иногда приходят этим интеллектуалам, когда они начинают вовсю работать мозгами. У них слабость к высоким теориям, которые существуют только в их воображении. И конечно же Скотт любил такого рода вещи — мистику, аллегорию и прочий средневековый хлам, всякие там фокусы. Я никогда не считал себя слишком большим провидцем, но если он надвинул на глаза средневековый колпак, то как я мог остановить его?
Меня оставляли силы. Я просто сказала:
— Продолжай.
— Я не хочу сказать, что не чувствую своей вины за прошлое. Это было бы неправдой. У нас со Стивом случались очень грязные передряги, и я не вышел бы победителем, если бы был твердолобым рыцарем. Но есть два момента, о которых не стоит забывать, прежде чем называть меня злодеем, или прежде чем я воздвигну крест для своего распятия из-за угрызений совести. Во-первых, если бы я не перерезал Стиву глотку, он бы это сделал со мной. И во-вторых, поскольку Пол дал ясно понять, что я стану его преемником, у меня было больше прав на банк, нежели у Стива Салливена. Я не понимаю, почему, но эти два момента всегда забываются. Они очень важны. Они объясняют, почему, хотя прошлое и вызывает у меня ощущение вины, я не могу заставить себя сожалеть о том, что я сделал. Я не виноват в том, что случившийся со мной нервный срыв мог уничтожить дело всей моей жизни. Ты слушаешь? Теперь ты можешь посмотреть на эту ситуацию моими глазами, а не глазами Скотта?