После паузы я сказала:
— Я позвоню ему, — набрала номер телефона банка на Уиллоу - и Уолл-стрит.
Двадцать второго ноября, ровно через месяц после пятидесятитысячной антивоенной демонстрации в Вашингтоне, американская армия захватила высоту 875 около Дак То после одного из наиболее кровопролитных сражений за всю войну во Вьетнаме, и когда я смотрела телевизионные новости, кровь, казалось, заливала мою комнату. Тем вечером я написала Себастьяну: «Должен быть положен конец этим бессмысленным потерям человеческих жизней. Кто-то должен положить предел этому». Но никто и не думал об этом. Война продолжалась, ежедневно пополняя списки мертвых и пропавших без вести, под ежедневные обещания президента защитить Великое Общество, под ежедневные напоминания о распаде и смерти. И в то время как барабанный бой войны раздавался все громче, я отчетливо видела, как зловеще менялся характер аккомпанемента времени. Так композиторы-песенники ушли от невинных лирических песен к воспеванию наркотических оргий.
— Я не признаю песен такого сорта, — сказала я, когда меня заставили прослушать записи какого-то хита от начала до конца.
— О, МАМ!
— Вы можете вопить все, что угодно, но я не собираюсь врать и делать вид, будто это замечательно. Вы же не хотите, чтобы я лицемерила, верно?
— Но мама, ты просто не знаешь, что там...
— Я знаю точно, что там имеется в виду. Это о том, что я изживаю в себе, так как считаю, что бессмысленный уход в пассивный самоанализ под властью наркотиков так же разрушителен, как бессмысленная эскалация насилия у себя дома и за морями. Бог мой, я иногда думаю, что мы не переживем это страшное десятилетие! — воскликнула я в сердцах и вдруг поняла, что повторяю слова Джейка, сказанные им в осуждение «новой» тогда культуры, которая теперь рассыпалась на куски.
— Прошу прощения, — сказала я детям, — мне не хотелось бы выглядеть такой безнадежно прямолинейной, но попытайтесь хотя бы на момент взглянуть на вещи моими глазами. Тяжело для людей моего склада ума и опыта, людей, которые помнят лучшие времена, сохранять спокойствие и улыбаться, в то время как страну лихорадит. Нелегко переживать национальную трагедию и не чувствовать себя оглушенной, так как все привычные ориентиры валятся на обочину. Но возможно, эти ориентиры, несмотря ни на что, все еще существуют, возможно, все эти изменения лишь поверхностны, возможно, сегодняшняя молодежь та же, что была раньше...
— О чем она говорит?
— Она хочет доказать нам, что в нашем поколении нет ничего необычного. Какое оскорбление! Каждый знает, что мы уникальный продукт водородной бомбы и постиндустриального общества, каждый знает, что во всей истории человечества еще не было такого поколения, как наше!