Пепел 2. Бездна. (Энжел) - страница 63

37.

Меня зовут Энн Мур. Никогда не думала, что буду сидеть перед окном в 22 года и думать о том, как мне хорошо одной. Я люблю дождь, есть что-то в нём сказочное, последние дни он постоянно идёт здесь. Я люблю одиночество и своего кота. Больше никого у меня нет, вернее, конечно же, есть, есть мои родители за стеной, которые настолько заняты собой, что порой не замечают моего отсутствия. Я собиратель душ, так я называю сама себя. Я обожаю вытягивать из людей их потаённые страхи и желания, мне кажется, только это даёт мне сил жить дальше. Нельзя сказать, что меня не посещают суицидальные мысли, они не просто посещают, они живут во мне постоянно, прорастая в глубину сознания. Я могла бы лучше чувствовать жизнь, могла бы радоваться ей, но я почти забыла, что это такое. Вся она, её смысл в танцах, до изнеможения, до боли, до кровавых мозолей. Шаг, ещё шаг, поворот, ещё шаг. Я теряюсь в отражении зеркал, как хрупкая кукла. Я балерина, я могла бы стать лучшей балериной, я так стремилась к этому, быть самой-самой. Быть первой, примой. Мои волосы, мои сны, моя страсть, всё было там, в студии, в этом запахе деревянного пола, в невыносимой ноющей боли в мышцах, в растяжениях и волосах, собранных в пучок. Так упорно ещё никто не шёл к своей цели. Какая она моя цель? Какая она была? Мне казалось, что ещё одно па, ещё один поворот, фуэте и я там, на другой, недосягаемой стороне. Но снова и снова мне приходилось догонять и обгонять тех, у кого это выходило лучше. Я жила, жила до того дня, когда меня уронили с высоты человеческого роста, я сломала бедро. Невыносимая боль и месяц в гипсе, я думала, умру от ожидания. Мне просверлили ногу, чтобы выпрямить кость, я с ужасом смотрела на эту уже почти чужую конечность. В больнице повторяла все движения, в голове, скоро открытие сезона, я должна всё знать, лишь бы моё тело не подвело, лишь бы быстрее мышцы пришли в норму. И вот этот день настал, мне сняли гипс, и что я узнаю, теперь в моей ноге металлический штырь, что моё колено плохо гнётся, что мне больно даже вставать, не то, что ходить или танцевать. Я со слезами на глазах пошла на премьеру сезона, плелась, как потерянная, еле переставляя ноги. Ненависть в моём сердце вспыхнула к своей слабости и к тому человеку, что уронил меня. Сейчас он был на сцене, держал другую девушку так легко и непринуждённо, а меня покалечил! За что мне это? Тогда я решила, что если не буду танцевать, то не буду жить. Не буду и всё тут, зачем мне эта жизнь, если в ней не будет балета? Мне понадобилось ещё два месяца, чтобы осознать, что это не конец, что я всё равно буду танцевать. И я вернулась. Но, кто я теперь? Все смотрят на меня с жалостью. Худая, бледная и стискивающая зубы от судорог. Я не балерина, я сломанная кукла с чердака. Моя преподавательница жалеет меня, она понимает, что мне не жить без балета, и ей страшно за меня. Врачи запретили мне танцевать, сказали, что через пару лет я не смогу ходить, если не брошу, а при повторной травме могу стать инвалидом и того раньше, но кто они такие, чтобы отнимать мою мечту? Я до сих пор не вышла на сцену, меня не ставят даже на последние ряды. Но я не сдамся. Я растеряла всех друзей, потому что из жизнерадостной девушки я превратилась в угрюмую и злобную. Но ждал меня ещё один удар, у моего отца нашлась вторая семья, и у него есть другая дочь. Она гораздо младше меня. Моя мать не разошлась с ним, я не знаю почему? Я презираю её за слабость, презираю за то подобие счастливой семьи, что мы корчим на людях, презираю эти семейные ужины, после которых отец бежит в другой дом, к другой женщине. Мы не нужны ему, а я не нужна вообще никому! И вот, мне уже 22 года, кто я и что я? Я смотрю на свою измятую пачку, надену ли я её когда-нибудь? От этих мыслей мне больнее, чем от тех судорог, меня душат слёзы. И лишь одна отрада – боль других, меня заставляет дышать, я понимаю, что есть истории страшнее, мучительнее, злее. Я не знаю, как нахожу этих людей, может, это они находят меня? Может, это я, как маятник, маню их в темноте. Я поглощаю их воспоминания и боль. Я записываю в свой дневник их слёзы, их страдания и перечитываю, как поэмы на ночь. И вот не так давно я встретила одного парня по имени Джей, его история написана последней. Он не очень хотел говорить со мной, но позвонил сам. Его слабость в его прошлом, которое он не может отпустить, винит себя и сам себя поедает изнутри, думает, что сильный и злобный, а сам ломается, будто фарфоровая кукла от одного имени. Я хочу помочь ему, хочу вынуть его душу и заменить новой, хочу, чтобы он жил дальше, оставив мне свою боль. Он сопротивляется, я это чувствую, и вряд ли откроется мне полностью, он не хочет быть ДРУГИМ. Ему нравится быть скотиной. Я знала, что нужна ему для разового развлечения, но я буду его маленьким демоном, сломанной куклой балерины со страшными шрамами, в испятнанной кровью пачке и стёртых пуантах. Я буду напоминать ему, что он живее меня, что он лучше и что он не сволочь! Зачем мне это надо? Чтобы самой жить, чтобы не быть куклой-марионеткой, меня подвесили на штырях, просверлив мне кости, но его боль заставила меня двигаться, и я не отпущу его. Я даже чувствую, как начинаю скучать по его голосу, хотя мы говорили после нашей встречи всего лишь один раз. Я каждый вечер, когда еду домой в автобусе после тренировки и провожаю фонари, думаю о том, что он смотрит в подобное окно и видит тот же дождь. Думаю, что он дышит тем же воздухом. О, как он красив! И как бессердечен, но его дрогнувший в трубке голос заставляет меня желать его душу ещё больше. Такую светлую и истекающую кровью, душу, полную боли и нежелания что-то менять. Он всегда будет бежать от себя, как и я. И это страшно, мы оборотни наоборот, мы превращаемся из хороших людей в гадких. И мы так нужны друг другу. Сегодня я снова запрусь в своей комнате и буду смотреть на дождь, на то, как гроза пожирает небо и крыши домов. Я буду много думать, перебирать крупинки пепла моей мечты, буду думать о нём…