и
пшюта, эти классические фигуры из прошлого, просто не можем себе представить мы.
Но вот что примечательно: в череде подобных словечек, как бы много их ни было, почему-то всегда остаются, хотя и меняя свое значение, только такие слова, которые были русскими или на них похожи. До сих пор ведь мы можем кого-то назвать и щеголем, и хлыщом. Все прочие куда-то бесследно исчезли… Но может ли исчезнуть русское слово?
До петровских времен не было в разговорной речи слов, выражающих то, что не заслуживает внимания или противоречит здравому смыслу. Говорили серьезно и только о деле.
В петербургских гостиных XVIII века мало-помалу стали приспосабливать к возникшей нужде слова из народного быта: сдор — сор и стружки, отбросы от дранья дерева, то же, что дрянь; чепуха — от чепа, это такая же мелкая щепка, оставшаяся от работы по дереву.
Еще у Ломоносова вздор и чепуха выступали в исконном значении: мусор, сор, ненужные отходы. Как разговорные слова они и попали в литературу: вздор часто встречается у Пушкина, чепуха — у Тургенева, дрянь — у кого угодно. С конца XVIII века появились и выразительные заимствования: галиматья, белиберда, ахинея. Явилась и чушь — непонятное слово, скорее всего из немецкого Stuß — слова приблизительно с таким же смыслом; появилась и гиль, и много подобных слов. Но, странное дело, в каждом кругу излюбленным было только что-то свое, особое, отличное от других.
Вздор и чепуха навсегда остались русскими, поскольку русскими они и были. Заложенный в них словесный «образ» как бы живет и сейчас: случалось, например, слышать о каком-то фильме: «мусор!» А это ведь и есть все та же чепуха или, если хотите, дрянь. Образ живет, порождая все новые выражения, которые освежают сам образ и наполняют его подобающей случаю экспрессией. Скажу чепуха — улыбнутся, мусор — обидятся. А если именно и нужно обидеть? Обидели же зрителя, показав этот фильм!
Из семинарского языка поступили во всеобщий оборот ерунда и искусственное околесица: околесицу несет болтун, не вникающий в суть дела. Некрасов в примечании к рассказу 1845 года еще оговорился о ерунде: «лакейское слово, равнозначительное слову дрянь», но к концу того века вошло оно даже в активное употребление. Использовал его и А. П. Чехов, хотя и противников у слова было много. Это искаженное нерадивыми учениками латинское слово герундий, которое и произносилось сначала как герунда́, например, у Н. С. Лескова. Однако, несмотря на «лакейское» происхождение, слово неожиданно получило вес, и даже недоброжелатели отмечали это; публицист XIX века, подписывающийся распространенным псевдонимом